Социальная психология и история
Шрифт:
Все три указанных направления запретительной, негативной работы слов заставляют и в более широком смысле вспомнить о социально-психологической оппозиции “мы и они”. Своей смысловой положительной стороной слово обращено к миру вещей. Но вот эта его отрицательная, не видимая на первый взгляд, но очень глубоко коренящаяся сторона принадлежит миру человеческих отношений и, в частности, негативных отношений. А мы уже знаем, что негативностью характеризуются отношения со всяческими “они”, — хотя диапазон негативности и огромен — от войны и вражды до простого соревнования.
Заметим, что все эти запреты, о которых шла речь, никогда не были и не являются абсолютными. От запрещаемого кое-что остается.
Мы упомянули несколькими строками выше о таком своеобразном явлении из области психологии речи, как эхолалия, — непроизвольное речеподражание. Подавление ее, вытеснение из практики речевого общения отнюдь не означает, что она исчезла без следа. Будучи подавлена в прямой форме, она дала множество боковых побегов, разветвившихся, ставших определенными культурно-психологическими феноменами.
Так, например, этнографии хорошо известны некоторые явления, в которых психолог усмотрит эхолалический корень. К ним относятся повторения многими поколениями с абсолютной неизменностью одних и тех же родословных, исторических преданий, мифов. Нам, людям иной ступени цивилизации, даже трудно поверить в эту незыблемость и точность повторения того, что было услышано, хотя бы это были длиннейшие списки имен предков или рассказы о походах и переселениях, занимающие иногда по несколько часов. Лишь отчасти облегчающим запоминание средством служит та стихотворная форма, в которую подчас облекают эти бережно хранимые и повторяемые слова. Так на базе преображенной эхолалии возникает “память народов” — их устные эпические предания. Вспомним, как с изумлением описывал Хейердал весьма точные познания полинезийцев о своем бесконечно далеком историческом прошлом, сохранившиеся только потому, что никто не смел и не думал вносить даже крупицы изменения в передаваемые от старших к младшим, в полном смысле “из уст в уста”, минуя мысль, слова.
Другое ответвление от эхолалии — передача дословно повторяемых сведений не во времени, а в пространстве, то, что у редкого населения степей и пустынь называется “длинное ухо”. Сейчас множество людей, расселенных на любых дистанциях, получают одновременно одну и ту же информацию с помощью газет, радио и телевидения. В старину же она передавалась цепной связью через множество последовательных ушей и уст, и все же достигала отдаленнейших мест в том самом ^виде, в каком начинала свой путь. В современных обществах тоже немалую социально-психологическую роль играют передаваемые от одного к другому слухи, но тут эхолалическая основа обычно настолько уже ослаблена, что чуть ли не каждый что-нибудь видоизменяет в передаваемом слухе.
Наконец, еще один дериват эхолалии. Трудно преувеличить место хора, коллективной речи, в древних культурах и обрядах. Хор — это эхолалия, уплотненная до одновременности. Смысловое общение между участниками групповой или коллективной речи полностью отключено, ибо передача смысловой информации отсутствует. Зато хор, как ничто другое, выражает и воплощает то, что на языке социальной психологии определяется просто словом “мы”.
Второй момент, иллюстрирующий качественный скачок от высшей нервной деятельности животных к речи и мышлению человека, это — наличие у речи и мышления некоей своей собственной структуры начиная с самого раннего возраста.
Любой простейший акт осмысленной речи (иными словами, за вычетом чисто эмоциональных междометий), как установило языкознание, является двухэлементным, или дуальным. Одноэлементных нет. Таковые, как сказано выше, могут видоизменять смысл слова или высказывания,
Однако, оставаясь в рамках формального языкознания, мы еще не могли бы вполне оценить того открытия, что у человека с момента возникновения мышления оно тоже имеет соответствующую структуру.
Этим открытием мы опять-таки обязаны прежде всего Анри Валлону. В первом томе своей капитальной работы “Происхождение мышления у ребенка” он описал и проанализировал самую первоначальную операцию мышления или, даже можно сказать, предмышления. Это — образование бинарных сочетаний, или пар. Если бы не было этого механизма, то объекты и события внешнего мира сами по себе, говорит Валлон, образовывали бы только аморфную последовательность психических моментов, сменяющихся или склеивающихся без подлинного принципа объединения. У самых истоков мысли, по его мнению, удается выделить существование “спаренных элементов”. “Элементарной частицей мысли является эта бинарная структура, а не те элементы, из которых она состоит. Дуальность предшествует единичности. Пара, или чета, предшествует изолированному элементу”. На простые пары может быть разложена любая мыслимая серия, как любое общее понятие. Валлон наблюдал это элементарное бинарное мышление у детей, но утверждает, что оно же является неким пределом деградации мышления взрослых, а также — и может быть в особенно обнаженном виде — проступает при некоторых психических заболеваниях.
Валлон с полным основанием утверждает и подчеркивает, что это образование пар ни в коем случае не восходит к ассоциированию объектов или терминов ни по сходству или смежности, ни по контрасту. Логическая природа этой пары состоит именно в том, что она элементарна, а не сдвоена, т.е. что сутью ее является сам мост между берегами: она есть та структура, вне которой соединяемые элементы вообще не могли бы быть мыслимы или представлены порознь. Психический механизм возникновения этой операции, по мнению Валлона, еще ждет своего объяснения.
Мы можем добавить, что и физиология высшей нервной деятельности пока не знает подступов к этой загадке. Данная умственная операция, которую в плане генетической логики мы называем дипластией, это — совершенно не то, что в физиологии называется условнорефлекторными, или временными, связями. Элементы, объединяемые дипластией, могут как находиться в тех или иных объективных отношениях, так и не иметь никакой объективной связи между собой, т.е. составлять абсурд — специфическую возможность только человеческого ума.
Ниже мы еще вернемся к этой проблеме психологии и логики. Сейчас нам важно подчеркнуть, что тут мы сталкиваемся с явлением, по-своему противоположным эхолалии. Если при эхолалии человек непроизвольно повторяет слышимые слова, то существуют другие нарушения работы человеческого мозга, когда человек как раз не в состоянии повторить слово и употребляет вместо него совершенно другое, которое может оказаться как ассоциативно связанным с первым, так и вовсе не связанным. Это явление называется парафазией (или парафразией). Оно-то и может быть сближено с тем древним или даже древнейшим пластом формирования человеческой логики, который находит отражение в образовании бинарных сочетаний, пар, дипластий. Но надо снова подчеркнуть, что в целом их физиологическая и психологическая природа — нерешенная загадка.