Социально-политическая борьба в Русском государстве в начале XVII века
Шрифт:
Канцелярия Мнишка подвергла допросные речи Хрущева тенденциозной обработке, превратив их в памфлет. Памфлет был немедленно использован, чтобы воздействовать на общественное мнение в Польше. Авторы памфлета приписали Хрущеву басню о том, что вдова Федора царица Ирина признала «царевича» природным государем, за что, по слухам, была убита своим братом Борисом Годуновым. [80]В Москве тот же тиран приказал умертвить «двух главных господ» — Смирнова Васильева и Меньшого Булгакова — только за то, что те пили у себя дома за здоровье царевича Дмитрия. [81]«Главные господа» были в действительности царскими дьяками. Васильев служил в приказе Большого дворца, а Булгаков — в Казенном приказе. [82]Оба благополучно пережили
Ни малейшего доверия не внушает воспроизведенная в памфлете запись разговора между Хрущевым и знатным воеводой Петром Шереметевым. «Трудно против прирожденного государя воевать», — будто бы заявил Шереметев. [84]
Небылицы насчет жестоких казней в Москве понадобились Мнишку для того, чтобы изобразить Бориса тираном и оправдать вторжение в Россию, якобы препринятое в защиту справедливости, в интересах законного государя московского.
Противники войны с Россией Ян Замойский и другие не только протестовали против действий Мнишка, но и предпринимали практические меры, чтобы не допустить нарушения мирного договора с Москвой. Князь Януш Острожский обратился к самозванцу с резким письмом. (По словам Мнишка, письмо очень оскорбило царевича.) Черкасский староста предупредил Отрепьева, что не допустит его до русской границы. Письмо было написано не позднее июня 1604 г. [85]Острожский подкрепил свою угрозу тем, что собрал южнее Киева значительные воинские силы. Он действовал, как видно, в полном согласии с Замойским.
Один из участников московского похода, служивший в «царской роте», записал в своем дневнике: «Идя к Киеву, мы боялись войска краковского кастеляна князя Острожского, которого (войска) было несколько тысяч и которое стерегло нас до самого Днепра, поэтому мы были очень осторожны, не спали по целым ночам и имели наготове лошадей». [86]
Киевский воевода Василий Острожский и Черкасский староста Януш Острожский опасались, как бы соединение воинства самозванца с казаками не вызвало нового взрыва казацко-крестьянского восстания по всей Украине. Расположив свои войска к югу от Киева, князь Януш отсек пути, которые вели через Запорожье на Дон. Военные меры Острожских преследовали и другие цели. Зная о насилиях наемников во Львове, они пытались предотвратить грабежи и бесчинства в Киеве и его округе.
В своих письмах Януш Острожский подробно излагал план санкций против «своевольников», нарушивших мир и спокойствие на Украине. Опасения вызвать гнев Сигизмунда III и присутствие сенатора в армии самозванца помешали ему осуществить этот план. Угроза не допустить Отрепьева к московской границе была осуществлена лишь частично. Януш велел угнать все суда и паромы с днепровских переправ под Киевом.
В течение нескольких дней войска Лжедмитрия I оставались на берегу Днепра, не имея средств для переправы. Самозванца выручили те самые «киевские мужики» — православные жители Киева, которые еще раньше признали его истинным царевичем. В грамоте, подписанной после переправы через Днепр, значилось, что «для перевозу войска нашего через реку Днепр тые ж мещане киевские коштом и накладом своим перевоз зготовавши». [87]
Проделав за два месяца путь от Львова до Днепра, армия Мнишка собралась на берегах Десны, изготовившись к вторжению в пределы России.
Глава 10
Начало гражданской войны
Вторжение самозванца развязало гражданскую войну в России. Начальный период этой войны получил противоречивую оценку в литературе. По мнению А. А. Зимина, в Русском государстве происходила крестьянская война, которая осложнялась борьбой с иностранной интервенцией. [1]И. И. Смирнов считал, что война с самозванцем сопровождалась острой вспышкой классовой борьбы, но эта
Социальная структура русского общества начала XVII в. отличалась исключительной сложностью и пестротой. Феодальное общество делилось на множество чиновных групп, слоев и прослоек, имевших собственные интересы и устремления. Все это неизбежно определяло формы классовых и социальных противоречий, породивших саму гражданскую войну.
Объясняя причины Смуты, русские власти заявляли, что с появлением Лжедмитрия I в пределах Северской земли «тутошние мужики-севрюки глупые прельстились и поверили» ему. [3]Севрюками называли украинцев, живших в пределах Чернигово-Северской земли. Говоря о мужиках-севрюках, московское правительство имело в виду низший слой местного населения.
В Путивле, Чернигове и других северских городах постоянно искали убежище бунтующие элементы с Правобережной Украины. В конце XVI в. по Украине прокатилась мощная волна народных восстаний. Они были жестоко подавлены шляхтой. Многие их участники бежали за Днепр в пределы России.
Население Черниговщины издавна поддерживало самые тесные и многообразные связи с Киевщиной. Это благоприятствовало тому, что утопические надежды и слухи о добром «царевиче», будоражившие Украину, беспрепятственно распространялись на северские города. Сторонники самозванца умело использовали отмеченное обстоятельство в своих интересах. Они использовали всевозможные средства, чтобы привлечь на свою сторону севрюков. Центром агитации стал замок Остер, стоявший на Десне против Нового Монастыревского острога. Местный староста Михаил Ратомский был одним из самых энергичных приверженцев Отрепьева. В течение многих месяцев он засылал своих лазутчиков в названный острог и в Чернигов. По его приказу литвин Т. Дементьев привез в Монастыревский острог именное письмо «царевича» к тамошнему стрелецкому сотнику. Позже И. Лях и И. Билин из Остра подплыли к острогу и разбросали по берегу грамоты от «Дмитрия». [4]
Агитация в пользу «доброго» царя принесла свои результаты. Прошло два года с тех пор, как в северских городах стали толковать о появлении на Украине истинного «царевича». Обрушившиеся на страну беды приучили население винить во всех своих бедах царя Бориса. Уповая на «доброго Дмитрия», низы с нетерпением ждали «исхода» истинного царя из-за рубежа. За Днепром «мужики» встречали самозванца совершенно так же, как и на Киевщине.
В северских городах было немало выходцев из центральной России. Во-первых, власти постоянно направляли туда воинские контингенты. Во-вторых, они рассматривали северскую окраину как подходящее место для ссылки всякого рода опальных. В конце жизни царь
Иван распорядился ссылать в Севск и Курск и «писать» там в казаки опальных холопов, наказанных за доносы на своих господ. [5]Указ имел в виду не столько пашенных холопов, сколько военных послужильцев, чем и объясняется необычность наказания: доносчиков записывали на государеву службу в казаки.
Объясняя успех самозванца, царские дипломаты указывали на то, что «в совете с тем вором с розстригою з Гришкою с Отрепьевым» были «воры-казаки и беглые холопи». [6]Ссыльный люд и беглые холопы действительно принадлежали к тем группам населения Северщины, которые наиболее энергично поддержали Лжедмитрия.
Современники засвидетельствовали тот факт, что после разгрома восстания Хлопка много повстанцев, уцелевших от расправы, бежали на окраины. По словам А. Палицына, в Северщину «отхождаху» старые воры, «иже на конех обыкше и к воинскому делу искусни», иначе говоря, восставшие боевые холопы. Бежавшие повстанцы оказали, по утверждению А. Палицына, исключительные услуги самозванцу: «За се же (за дело Дмитрия. — Р.С.) яшяся крепце вси они вышепомянутые бегуны, северских и польских градов жителие, вечныя холопи московскиа…» [7]