Социальное предпринимательство в России и в мире: практика и исследования

Коллектив авторов

Характерным примером нерыночных взаимодействий служит опыт Конного центра. Деятельность этого социального предприятия без достройки недостающих организации экономических ресурсов за счет даровых источников вообще была бы невозможна. В ней отсутствует стандартный наем сотрудников, поскольку, по словам руководителя, организация не может им платить даже скромную зарплату. Между тем организация самоокупаема и достаточно устойчива. Что является источником даровых ресурсов? Особые социальные отношения людей, объединенных любовью к лошадям и убежденностью в важности социальных услуг, которые с помощью лошадей оказывает организация инвалидам и детям с особыми потребностями. Эти особые социальные отношения сложились во многом благодаря оказанию Натальей бесплатных социальных услуг нуждающимся в них людям и структурам, включая государственные.

По идее, эти социальные отношения должны объясняться явлением и категорией социального капитала, по крайней мере в интерпретации Бурдье, который акцентировал внимание на тонкости грани и взаимных переходах («конвертируемости») социального капитала и экономического капитала, социального капитала и культурного капитала [Бурдье, 2002]. В то же время и Бурдье, и ряд других теоретиков социального капитала (например: [Burt, 1997; 1992]) видят в основе

социального капитала социальные «связи», понимаемые как связи с «сильными мира», с «полезными» людьми, занимающими сколько-нибудь заметное и важное положение в обществе. Такое одностороннее понимание социального капитала плохо объясняет роль социальной сети, сформированной вокруг Натальи и ее Конного центра. Особенность организации в том, что неформальная социальная сеть, из которой черпаются человеческие ресурсы, состоит из людей, не занимающих на социальной лестнице заметных позиций, это, например, — инвалиды, заинтересованные в услугах, студенты, увлеченные конным спортом и лошадьми, и проч. Именно они обеспечивают постоянный приток волонтеров в организацию и замещают наемных работников, на которых у организации нет средств. Таким образом, организация не только иллюстрирует значительное пересечение состава социальной ценностной сети с составом клиентов, волонтеров и работников [Mair, Schoen, 2005], но также скрепление отношений между ними и предприятием преимущественно неформальными обязательствами. На столь необычном и нерыночном «контракте» основано поддержание большинства жизненно важных функций социального предприятия. При этом собственно «рыночный» блок взаимодействий находится в основном в стороне от его деятельности (продажа жеребят, щенков, оказание платных услуг по прокату лошадей в летний сезон). В этом разведении функций обеспечения самоокупаемости и социального обеспечения Конный центр «Аврора» похож на чешское предприятие М. Черноцки Energeia, рассмотренное в главе 2, хотя встроенность в систему современных рыночных отношений у последнего неизмеримо выше, что, конечно, обусловлено большими масштабами и более богатой ресурсной базой Energeia. Немаловажный момент отличия в ресурсной базе — иной состав социального капитала лидеров организаций. Черноцки до создания социального предприятия был руководителем СМИ, знаком с многими представителями деловых кругов, большую часть времени работает в столице в условиях более развитой экономической среды, что повышает шансы рыночного посредничества в ресурсном обмене и возможности комбинации рыночных ресурсов. Многого из перечисленного лишен Конный центр «Аврора». В то же время связывать использование социальных ресурсов человека для достижения экономических результатов исключительно с неразвитыми экономическими условиями регионов и стран ошибочно. Слишком много исследований в индустриально развитых странах доказывают высокую значимость социального капитала предпринимателей для достижения экономического успеха [Coleman, 1990; Burt, 1992; Nahapiet, Ghoshal, 1998; Anderson, Jack, 2002; Westlund, Bolton, 2003 и др.]. Более того, наблюдения показывают, что в экономически депрессивных регионах и странах ресурсы человеческих отношений, таких как доверие и взаимопомощь, также оказываются подорваны [Woolcock, 1998].

На ценностной сети стоит остановиться особо. Она является частным случаем социальной сети, в которой выделяются отношения признания и одобрения целей и результатов деятельности предприятия. Ценностная сеть легитимирует и поддерживает высокую репутацию Конного центра и его руководителя (Натальи) в глазах более широкой общественности: журналистов местных СМИ, читателей этих СМИ, представителей власти, жителей города. Из кого она состоит? Ценностная сеть социального предприятия во многом совпадает с людьми, включенными во взаимодействие с ним, будь то клиенты, партнеры или волонтеры. В то же время сюда могут входить также спортсмены-конники, специалисты-коневоды, любители животных, социальные работники и другие люди, имеющие в чем-то сходные интересы и(или) характер деятельности, но не включенные в прямое взаимодействие с предприятием, если они одобряют то, что делает Наталья в области заботы о лошадях и заботы о людях. Эта поддержка и моральное одобрение укрепляют в социальном предпринимателе и работниках организации уверенность в важности и общественной значимости выбранного дела. Уникальность Конного центра состоит в том, что разделяемые ценности, к которым относится любовь к лошадям и несколько идеалистичные представления о важности социальной миссии, реализуемой с их помощью, осуществляют те функции, которые в стандартных рыночных условиях выполняют сложные технологии, контракты и материальное стимулирование, т. е. скрепляют различные элементы организации в единое целое.

С ценностной сетью частично совпадает социальная сеть организации. О важности пересечения социальной, ценностной и клиентской сетей, а также человеческих ресурсов организации писали Дж. Мэйр и О. Шон в исследовании успеха трех известных примеров социального предпринимательства — банка Grameen, Секемской инициативы и Мондрагонских кооперативов [Mair, Schoen, 2005]. В то же время качественные характеристики и различия ценностной и социальной сетей в этой работе не конкретизированы. Можно предположить, что для ценностной сети основой общности являются разделяемые убеждения и идеалы, тогда как в социальную сеть организации входят не только «единомышленники», но также люди и организации, имеющие с социальным предприятием и его сотрудниками формальные отношения. При этом в обеих разновидностях сетей есть сегменты разной «плотности» взаимодействия, участники очных и заочных контактов. Так, элементами ценностной сети могут быть и люди, с которыми в той или иной степени себя идентифицирует социальный предприниматель, и те, кого он рассматривает как моральный авторитет. Другими словами, в широком круге ценностной сети могут быть люди, с которыми непосредственные контакты не поддерживаются: например, у которых Наталья когда-то училась, с кем она когда-то советовалась, которые когда-то помогали ей, но также, возможно, и не знакомые непосредственно, но повлиявшие на выбор социальной миссии организации. В то же время в социальную сеть организации входят все участники контактов с членами организации, осуществляющиеся в связи с разными сторонами ее деятельности, включая клиентов и «шапочных» знакомых, имеющих к ней отдаленное отношение. В литературе освещено немало исследований структуры и свойств социальных сетей.

Важной чертой социальных сетей, как видно из предыдущего, является их неоднородность. Если структура социальных сетей еще подлежит

анализу посредством сопоставления формальных характеристик и количественных измерений (см. например: [Гранноветтер, 2009 (1973); Putnam, 2001]), то качественная неоднородность ценностной сети представляет серьезные проблемы для ее определения. Например, одни могут видеть главное назначение Конного центра в работе с инвалидами, другие — в прививании людям любви к лошадям как средстве гуманизации человеческих отношений, третьи — в привлечении внимания общественности к условиям содержания животных и их защите. Все это имеет прямое отношение к деятельности организации, но может быть основано на разных ценностях и убеждениях, в чем их общая основа? Ценностная сеть — это не партия, и она не формируется на основе непротиворечивой и последовательной программы. Признание социальной значимости организации и ее морального авторитета — вот что придает единство различным элементам ценностной сети, таким образом, не только ценностная сеть формирует организацию, но и организация — ценностную сеть.

Почему эти вопросы рассматриваются в контексте рынка и экономического поведения социальных предприятий? Во-первых, социальные сети образуют базу социального капитала, конвертируемого в экономический капитал. Во-вторых, в случае недостатка ресурсов и заполнения социальным предприятием незанятого рынком пространства оказания социальных услуг ценностные связи скрепляют отдельные элементы деятельности предприятия в совместную целесообразную деятельность, формируют единство организации. В-третьих, экономическая деятельность хозяйствующих субъектов не является изолированной от социальных отношений и институтов, среди которых она создается и развивается. Это соображение важно не столько как общая констатация связи «всего со всем», сколько в качестве обоснования социальной укорененности различных форм производственной кооперации и предпринимательской стратегии предприятий [Polanyi et al., 1957; Grannovetter, 1985; Nahapiet, Ghoshal, 1998 и проч.]. Однако в социальных предприятиях социальные факторы результативности проявляются более выпукло и наглядно.

Одним из направлений изучения трансформации социальных ресурсов в экономические результаты социальных предприятий и предпринимательства в целом служит развитие и уточнение концепции социального капитала. Различение ценностных сетей в общей совокупности сетей — не единственный способ дифференциации социальных сетей и исследования влияния, которое они производят, будучи переработаны в ресурс хозяйственной деятельности. Вариантом дифференцированного подхода к социальному капиталу и выявлению его подструктур является различение социального и культурного капитала (П. Бурдье). Его определение социального капитала сосредоточено на общем принципе взаимодействия субъектов и не сводится к набору свойств сети: [70] «Социальный капитал представляет собой совокупность реальных или потенциальных ресурсов, связанных с обладанием устойчивой сетью более или менее институционализированных отношений взаимного знакомства и признания, иными словами, с членством в группе» [Бурдье, 2002, с. 66].

Культурный капитал предстает у него в трех ипостасях: 1) как инкорпорированный, воплощенный в состоянии тела и ума человека, он предполагает внутренние усилия и длительность воплощения (один из способов инкорпорирования — домашнее воспитание); 2) как объективированный в материальных предметах и средствах (например, документах и картинах), он может передаваться от человека к человеку, но в отличие от экономического капитала не сводится к независимой от человека форме присвоения, так как имеет свои законы — существует в символической, активной форме и требует адекватного себе обращения и восприятия (например, художественной или научной подготовки, эстетического развития); 3) как институционализированный, т. е. выступающий в форме сертификата или иного общепризнанного свидетельства соответствия культурного статуса его владельца принятым требованиям компетенции [Бурдье, 2002, с. 60–65]. Трансформации культурного и социального капитала будут ниже проиллюстрированы на примере «Музея игрушки».

Дальнейшее уточнение содержания социального капитала ведет к различению все большего числа аспектов и свойств социальных взаимодействий, способных повлиять на достижение экономических результатов организаций. В частности, Дж. Нахапьет и С. Гошал сосредоточились на роли социального капитала в создании и развитии интеллектуального капитала организации [Nahapiet, Ghoshal, 1998]. Для этого они выделяют в социальном капитале три измерения: 1) структурный аспект (характер связей между участниками, их конфигурация в сети и выбор подходящей для них формы организации); 2) когнитивный аспект (язык, символические коды и общие сюжеты коммуникации, формирующие возможности интерпретации событий и обсуждения вопросов, интересующих участников); 3) отношенческий аспект (содержание и качество личных отношений участников в виде идентификации с теми или иными группами, доверия, норм, обязательств). Первое измерение наиболее непосредственно формирует интеллектуальный капитал через доступ к получению, передаче и обмену знаниями. Второе измерение создает конкретные условия доступа к информации, которую можно получить от других — в виде возможностей взаимопонимания, постановки актуальных для сторон вопросов и получения необходимых ответов посредством общего понятийного аппарата, смыслового контекста и общей отсылочной базы обсуждения. Тем самым создаются возможности для накопления и комбинирования знаний. Третье измерение формирует основу для мотивации к получению, обмену и развитию знаний. При этом под интеллектуальным капиталом, который формируется под воздействием социального и обеспечивает успех организации, авторы понимают знания и способность к знанию человеческих коллективов, к которым относятся организации, профессиональные сообщества и группы работников умственного труда [Nahapiet, Ghoshal, 1998, p. 245, 251–256].

Различение «структурного» и «когнитивного», «структурного» и «отношенческого» аспектов для объяснения феномена социального капитала присутствует и в других исследованиях [Burt, 1992; Coleman, 1993; Moran, 2005; Liao, Welch, 2005]. При этом попытки рассмотреть структуру социального капитала с точки зрения формальной конфигурации контактов вызывает критику даже у «формалистского» крыла исследователей (школы Патнэма), которые напоминают, что наличие взаимных контактов и даже их число автоматически не ведут к доверию участников, и аспекты структуры социального капитала должны включать также распределение власти и содержание контактов [Hutchinson, et al., 2004]. В связи с этим некоторые противопоставляют структурный подход социальному капиталу — как изучение формальной конфигурации контактов, и отношенческий подход, рассматривающий качество и содержание отношений [Moran, 2005].