Социальный либерализм
Шрифт:
Таким образом, адекватное выражение (представление) членами какой-либо организации, созданной на базе некоторой неорганизации, общего интереса участников последней как интереса, имеющегося у каждого ее члена, – явление отнюдь не всеобщее, зависящее не только от процедуры формирования такой организации (демократической или не демократической), но и от процедуры ее расформирования (или, по крайней мере, замены тех входящих в нее индивидов, которые переходят от решения делегированной им задачи к решению своих собственных задач). В свете сказанного, общество представляет собой совокупность индивидов, входящих одновременно во множество разнообразных организаций и неорганизаций,
Такая организация может возникнуть спонтанно, через конкуренцию различных «силовых» групп, может быть учреждена консенсуально всеми членами некоторого объединения индивидов, может прийти в соответствующее объединение людей извне. Истории известны различные ситуации. В любом случае, если у членов такой организации нет иных источников благосостояния, кроме части результатов обменов, осуществляемых другими членами общества (то есть кроме части создаваемой в обществе стоимости), среди направлений деятельности членов государства неизбежно возникает и такое, как создание условий для производства стоимости, что ясно показано в работах М. Олсона и его коллег ([Olson, 1993; McGuire, Olson, 1996] и многие другие). В состав таких условий входят и общественная безопасность, и защита прав собственности, и развитие образования и здравоохранения, и многое другое, что охватывается понятиями «общественных и социально значимых благ». Разумеется, уровень их производства и их качество может быть не наивысшим, однако даже силой захвативший власть диктатор – «стационарный бандит», по Олсону, – вынужден их производить, иначе окажется без (долгосрочных) источников собственного благосостояния. При этом, разумеется, никаких процедур выявления «общественных предпочтений» диктатору не нужно: производить общественные блага его заставляет личный интерес.
Совсем иная ситуация возникает, если у членов государства есть источники доходов помимо стоимости, создаваемой в обменах внутри общества, например рента от продажи природных ресурсов за границу. Здесь стимулы к производству общественных благ сильно снижаются, поскольку для повышения своего благосостояния членам государства большинство граждан оказывается просто не нужным: ведь извлечение природных богатств (особенно при современных технологиях) скорее капитало-, чем трудоемко.
При этом понятно, что процедура возникновения государства – демократическая либо не демократическая – сама по себе слабо влияет на стимулы членов государства. Гораздо важнее издержки для граждан процедуры упразднения соответствующей организации или, по крайней мере, замены тех ее членов, которые предпринимают особо рьяные усилия по сокращению числа жителей территории.
Приведенные выше положения относительно природы государства, стимулов участников этой организации к производству общественных и социально значимых благ, их зависимости от уровня конкуренции за участие в ней широко известны и являются достаточно общим местом в современной экономической теории (мейнстрима). Точно также, общеизвестны и широко (и не метафорически) применяются понятия политического рынка и политической конкуренции. Вполне применима к государству как организации и модель Марча-Саймона, характеризующая стимулы участия индивидов в организациях.
Важно подчеркнуть, что все названные характеристики государства инвариантны к процедурам его формирования – демократическим или не демократическим. Эти процедуры сказываются на широте набора функций различных государств и эффективности их функционирования, но не на их природе. В тех государствах, где процедуры замены неэффективных работников жителями страны осуществимы с небольшими издержками для последних, у работников государства есть стимулы к тому, чтобы удовлетворять потребности жителей. Там же, где замена затруднительна, соответствующие стимулы исчезают,
В связи с приведенными положениями экономической теории государства [93] его трактовка как особого механизма «зарождения, распространения и актуализации нормативных интересов общества» [Рубинштейн, 2012б, с. 18], даже при ограничении государств только демократическими, выглядит как попытка выдать желаемое за действительное. И уже совсем удивительно выглядит положение цитированной работы о том, что членами государства являются «другие люди» – совсем не такие, которые могут быть членами коммерческих и некоммерческих организаций [Рубинштейн, 2012б, с. 22–24 и др.] – как если бы отсутствовал богатый эмпирический материал, подтверждающий гипотезу «вращающихся дверей» [94] (см., например, [Gormley, 1979; Cohen, 1986; Che, 1995] идр.).
93
Разумеется, это лишь сверхкраткая «выжимка» из огромной литературы.
94
Суть гипотезы – в постоянных переходах индивидов из органов власти в бизнес и обратно в рамках процессов «захвата государства» и «захвата бизнеса».
Экономическая теория (во всяком случае, ее негетородоксная часть) в течение последних десятилетий строилась в соответствии с естественно-научной традицией. В. А. Лефевр характеризовал базовые принципы последней следующим образом: «Естественно-научная традиция, окончательно сложившаяся в первой половине нашего (теперь уже прошлого. – В. Т.) столетия, содержит в своей основе два скрытых постулата. Первый постулат, если его попытаться выразить «апокрифически», гласит: «Теория об объекте, имеющаяся у исследователя, не является продуктом деятельности самого объекта». Второй постулат: «Объект не зависит от факта существования теории, отражающей этот объект…» Первый постулат фиксирует доминирующее положение исследователя по отношению к объекту: не существует объектов, принципиально превосходящих исследователя по совершенству, которые способны проникать в замыслы исследователя и либо мешать ему, либо помогать познавать себя… Второй постулат порождает возможность говорить о свойствах и законах, присущих вещам. Они существуют объективно и лишь фиксируются исследователем. Если же принять возможность влияния научной концепции на объект, то теория, отражающая некоторую закономерность, может изменить эту закономерность, и тем самым произойдет саморазрушение истинности теории» [Лефевр, 1973, с. 5].
Нетрудно заметить, что оба этих постулата не выполняются для наук, изучающих общество, его различные подсистемы, и их основу – человека. Например, экономика – объект, на устройство и функционирование которого влияют знания и идеи относительно устройства и функционирования этого объекта. Прежде всего в качестве действующего фактора нужно выделить известные индивидам экономические теории и нормативные выводы из них. Иногда их влияние сильно преувеличивается (см., например, [Ghoshal, Moran, 1996]), подчас – преуменьшается [Santos, 1997], но в целом воздействие экономических теорий на экономическую политику, в свою очередь меняющую экономику, общепризнанно. Разумеется, трудно не согласиться с К. Зоидовым, подчеркивающим, что «постановка вопроса о действенности научных теорий в сфере конкретной экономики и сконструированных на базе этих теорий социально-экономических программ в принципе несостоятельна. Она берет начало из «вождистских» представлений о роли науки в преобразовании общества, которые укоренились вследствие долгого господства «вечно живого учения»… Не может экономическая теория по самому существу отношений с действительностью «вести и побеждать»: она может быть использована определенными политическими силами для улучшения экономической ситуации на короткий период и в меру весьма относительного совпадения с конкретными нуждами экономики в данный период» [Зондов, 2002, с. 38–39].
Конец ознакомительного фрагмента.