Социолингвистика и социология языка

Вахтин Николай Борисович

— Дайте взглянуть, рейхсфюрер.

Остальные мои адъютанты похватались за оружие, в конференц-зал ворвались человек десять автоматчиков. Но никто из военных больше глупостей делать не пытался.

— Отставить, — приказал я, — Все в порядке.

Брандт тем временем осмотрел мою руку. Брандт же вроде врач. Не только группенфюрер ??, но и генерал военно-медицинской службы.

— Пошевелите пальцами, шеф.

Я пошевелил. С пальцами все было в порядке, но вот с тыльной стороны ладони хлестала

кровища, так много, что меня даже замутило.

— Рука не пробита, — сообщил Брандт, — Просто царапина. Опасности никакой, но надо продезинфицировать.

Увы, но коньяка для дезинфекции больше нет — этот подонок Эрнст уничтожил бутылку. Зато на столе нашлись матерчатые салфетки, Брандт приложил одну мне к руке.

— Зажмите, герр Гиммлер.

Я зажал рану, и стало еще больнее, а салфетка вся тут же покраснела.

— Мы вроде в проклятой больнице, — напомнил я Брандту, — Тут должны быть дезинфицирующие средства.

— Я немедленно принесу спирт, — пообещал Брандт, — И приведу вам хирурга.

Брандт тут же покинул конференц-зал, а моя дочка тем временем впервые за все «переговоры» подала голос:

— Папа, он хотел тебя убить!

Ну тут не поспоришь. А девочка в своей мстительности определенно пошла в Гиммлера. Отрезанные головы Бормана и Шпеера её не тронули, а вот покушение на отца явно шокировало. Оно и неудивительно: в её возрасте каждый считает своего папу бессмертным.

Ольбрихт был мрачнее тучи:

— Мы приносим наши извинения, хм…

— И я их принимаю, — ответил я, — Как зовут этого героя?

— Гауптман Юнгер, — представился Эрнст, одарив меня белоснежной улыбкой, — И я о своем поступке не сожалею. И не извиняюсь. Будь у меня третий выстрел — я бы вас угрохал, господин Гиммлер. Или не Гиммлер, или кто вы там. Неважно.

— Пока что вы «угрохали» только бутылку коньяка, гауптман, — процедил я, — А могли бы, учитывая вашу «меткость», и мою дочку!

— Ну и зачем вы притащили вашу дочку сюда? — парировал Юнгер.

Этот за словом в карман не лез. И не боялся.

Меня такое совершенно не устраивало. Я был ранен в левую руку, правая мне все еще верно служила. Я протянул её:

— Пистолет.

Гротманн тут же вложил мне в руку пистолет, даже снял с предохранителя.

Я быстрым шагом обошёл стол, разделявший меня с генералами, подошёл к Юнгеру.

— Послушайте, если… — начал было Ольбрихт.

Но закончить он не смог, дальнейшая его фраза потонула в грохоте выстрела. Я шмальнул Юнгеру прямо в его белоснежную улыбку, зубы Юнгера разлетелись по полу, гауптман рухнул на пол, лицом вперед, кровь брызнула прямо на генеральские мундиры стоявших рядом военных.

Я для верности вогнал еще две пули Юнгеру в башку, потом пнул его труп ногой.

Я теперь уже не испытывал никаких душевных терзаний, я быстро учился. Да и кроме того: вот этот подонок пытался меня лично убить.

И прямо помешать моему плану мира с СССР!

Я воздел ввысь здоровую руку с пистолетом, генералы вжали головы в плечи, как перепуганные цыплята.

— Ладно, господа, вы меня раскусили, — провозгласил я, — Вы правы. Я не Гиммлер. Я хуже! И я не потерплю более никакой дерзости в мой адрес. И никаких попыток лишить меня жизни тем более. Это ясно?

Генералы закивали.

А вот мои люди, кажется, были смущены еще больше военных. Рожа Вольфа была такой белой, что из неё можно было сейчас делать мел. Гротманн глупо ухмылялся. Айзек забыл, что он Гитлер и явно хотел оказаться подальше отсюда. Моя дочка вроде единственная была в восторге.

— Садитесь, господа, — предложил я.

* * *

«Господа» сели, но не все. Я потребовал от Ольбрихта выгнать всех лишних генералов. На мой взгляд депутация военных была слишком уж представительной, я не намерен был озвучивать мои планы всем им.

Так что теперь, когда я закончил представление моей крутизны и отмороженности, в конференц-зале остались только: сам генерал пехоты Фридрих Ольбрихт, который претендовал на должность военного министра, старенький отставной генерал-полковник Людвиг Бек (этот претендовал ни много ни мало на должность и.о. президента Германии), фельдмаршал Эрвин фон Вицлебен (которого мятежники уже успели назначить верховным главнокомандующим и заодно рейхсфюрером ?? вместо меня) и Карл Гёрделер — единственный мужик в гражданском, его заговорщики планировали поставить канцлером. Проще говоря, Гёрделер был им нужен, чтобы их классическая военная хунта не выглядела, как хунта.

Вот с этой четверкой самых серьезных мятежников я и был готов обсуждать дальнейшее, а всех остальных решительно выгнал. И дохлого Юнгера тоже унесли, как и осколки от бутылки коньяка — вместо них нам принесли бутылку целую и непочатую. А еще пришел врач и сделал мне нормальную перевязку на левой руке. Даже предлагал обезболивающее, но я отказался, мне сейчас была критически нужна свежая голова.

Из своих людей я оставил в помещении только Вольфа и адъютантов. И еще Ивана Богданова — инженера-остарбайтера, который сам не понимал, зачем он тут находится.

Ольбрихт сейчас как раз недовольно глядел на Ивана, на синюю нашивку «OST» на его спецовке.

— Я могу узнать, что тут делает этот человек?

— Можете, — подтвердил я, — Можете даже ознакомиться с моим приказом.

Поданный адъютантом приказ тут же лег на стол перед Ольбрихтом.

Ольбрихт глянул в приказ, и глаза полезли у него на лоб.

— Вы шутите что ли? «Ост-отряды стражей Берлина»? Из славянских остарбайтеров? С оружием и бронетехникой?? Под руководством рейхсфюрера???