Содержанка

Фернивалл Кейт

— Лида, — резко произнес Чан. — Откуда ты знаешь, что делегация уезжает сегодня?

Только что она дышала шумно и глубоко, но тут дыхание прекратилось вовсе. Чан увидел, как защелкнулись ее лисьи зубы. Как можно любить кого-то так сильно и не знать всех тайн этого человека? Раздувшиеся ожоги на лбу Лиды в неуверенном свете свечи заблестели золотом, и у него закололо в сердце от жалости. Он обнял обеими руками ее трепещущее тело и прижал к груди. Поцеловал пахнущие дымом волосы и почувствовал, как она прильнула к нему, словно стала его частью, растворилась в нем.

И вся злость, все вопросы разом пропали. Внутри них осталась только тишина.

Стук в дверь заставил Лиду встрепенуться от неожиданности.

— Быстрее, любимая, — прошептал он в ее волосы. — Расскажи. Расскажи мне все.

На миг она уткнулась головой в его шею, потом отвернулась и подошла к окну. Надела блузку и стала выглядывать на улицу, как будто ей было мучительно видеть то, что находилось у нее за спиной, и она не могла себя заставить повернуться.

— Как ты узнала, что мы уезжаем сегодня? — повторил он вопрос.

— Ли Минь сказал мне.

— Ли Минь? Руководитель делегации? Откуда ты его знаешь?

Она, как тонущий, сделала большой вдох.

— Я должна тебе кое-что сказать, Чан Аньло. Выслушай, а потом можешь уходить. В прошлом году в Китае, когда я собиралась ехать в Россию искать отца, ко мне пришли ваши люди.

— Наши люди?

— Да, ваши китайские коммунисты. Они каким-то образом проведали, что я еду в Сибирь. Не знаю, может быть, у них есть информаторы в железнодорожных кассах, в общем, они пришли. Они узнали от Куань, которой ты сам об этом рассказал, что Йене Фриис — мой отец, и сказали мне, что он разработал какой-то секретный проект для советских военных. Очевидно, у них есть шпионы где-то на самом верху, даже в руководстве Красной армии. Но только им не было известно, что именно он создал и где его содержали, в тюрьме или в одном из этих Богом забытых трудовых лагерей. Они даже не знали, жив ли он. Чан, ты должен понять, он был моим отцом, и я… — Она замолчала, перевела дыхание и быстро договорила: — Они попросили меня все узнать.

Злость, яростная и всепоглощающая, охватила его.

— А взамен? — спросил он. — Что они предложили тебе взамен?

— Я попросила тебя.

— Меня?

— Да. Я попросила сделать так, чтобы ты не участвовал в гражданской войне, которая происходит в Китае. Чтобы ты был как можно дальше от гоминдановской армии. — Лида сглотнула, и он подумал, что она сейчас повернется, но она не повернулась. — Я хотела оградить тебя от опасности. Я не представляла, что они отправят тебя сюда, в Москву, клянусь. Для меня это стало совершенной неожиданностью. — Она стала дергать пуговицы на блузке. — Приятной неожиданностью. Это доказало, что они свое слово сдержали.

Он бесшумно подошел к ней и остановился у нее за спиной так близко, что услышал ее неровное дыхание.

— Так вот почему ты отправилась тогда в тюрьму за письмом? За тем письмом, в котором Йене рассказал о своем проекте? Чтобы отдать его Ли Миню?

Она вздрогнула, услышав его голос так близко, но не повернулась. Лишь молча кивнула.

— Лида.

— Я знаю, ты сердишься. Считаешь, что я предала тебя

и заключила грязную сделку у тебя за спиной. Но думать о том, что ты можешь потерять жизнь от пули какого-нибудь гоминдановца… Для меня это было невыносимо. Теперь твои китайские друзья получили то, что хотели. Они уезжают и забирают тебя с собой.

Она подалась назад и уткнулась стриженой головой ему в щеку, и этого простого, но такого сокровенного движения оказалось достаточно для того, чтобы в один миг Чана оставило желание покинуть ее и больше не видеть никогда. Серьезность поступка, который она совершила ради него, потрясла юношу. Она поставила на кон свою жизнь и жизнь отца ради спасения его жизни. Он обхватил ее руками за талию, рядом с раной и нежно привлек к себе, борясь с желанием прижать ее изо всех сил, чтобы уже никогда не отпускать.

— Ты права, я действительно сержусь, Лида. Но не на тебя, любимая. На них. — Он почувствовал исходящий от ее раны запах крови, и сердце его сжалось. — Я должен был понять, что ты боролась не за свое прошлое.

— Нет, — прошептала она. — За наше будущее. Твое и мое. Но… Чан, мы оба рождены нашим прошлым.

В дверь снова постучали, и Бяо крикнул, чтобы они поторапливались.

Чан заговорил:

— Лида, ты должна решить сейчас. Если ты хочешь ехать в Америку, мы можем…

Она развернулась. Ее огромные глаза были полны решимости.

— Нет. Не в Америку.

— Мое сердце не сможет биться, если рядом не будет твоего.

— Алексей сказал тебе сделать это? Оставить меня?

— Он сказал, что со мной ты всегда будешь чужаком.

Она рассмеялась, отчего комната словно наполнилась свежим воздухом. Посреди страха, боли, опасности она рассмеялась, качнув обрезанными локонами, и смех ее восстановил что-то сломавшееся у него внутри.

— Ох, Чан Аньло, я была чужой всю свою жизнь. Когда-то я боролась с этим, думая, что так не должно быть, но сейчас я так не считаю. Ведь именно благодаря этому я оказалась рядом с тобой.

Он обхватил ее лицо пальцами.

— Твой брат считает, что ты должна остаться здесь, в России, и, глядя на тебя, я понимаю, что эта страна — часть твоей души.

— Забудь о том, что говорит Алексей. Он мне не брат.

— Что?

— Отец мне все рассказал. Он сказал, что Алексей — не его сын. Что моя мать все перепутала и что даже собственная мать Алексея говорила неправду. — Печаль скользнула по лицу девушки тенью ночного призрака в лунном свете.

— Лида, в том пожаре ты потеряла не только отца, но и брата.

Лида улыбнулась одними уголками губ.

— Твои боги дорого тебя оценили, — сказала она. — А теперь они снова забирают тебя у меня.

— Едем со мной.

Ее глаза расширились.

— В Китай? — Да.

— Нет, — сказала она. — Ты забыл? Мы ведь давно договорились, что, пока ты сражаешься за коммунизм, девушка с запада не должна мешаться у тебя под ногами. Мне нигде нет места.

— Такое место есть.

— Где?

— В Гонконге.

57