Содержанка
Шрифт:
Лиде это понравилось.
— Нет, — сказала она. — Нет, это не кошмары.
— Скука?
— Что-то вроде того.
Женщина прикрыла глаза и какое-то время молчала. Лида было решила, что на этом их разговор закончился, но она ошиблась.
— А твой друг, он кто?
— Почему вы спрашиваете?
Женщина открыла рот и медленно, сладострастно облизала губы, едва касаясь их языком.
— Ищу мужика.
— Ему это неинтересно.
— Ему неинтересна ты? Или я?
— Он — мой брат.
— Ха! Я не о длинноногом красавчике, дурочка. Он слишком молод для меня. Я о втором.
Попков? Эту женщину привлек Попков?
Лида
— Держитесь подальше от обоих.
— Зачем тебе двое-то? — Соседка по купе рассмеялась. — Не будь такой жадной. — Внезапно собеседница посмотрела на Лиду так, что той стало не по себе. — А ты, малышка, — добавила женщина, — из Смоленска не больше, чем я из… — она замолчала, показав кончик толстого розового языка, — Китая.
Лида подалась назад, сердце ее бешено колотилось. Как она догадалась?
Лида вспомнила, как Алексей говорил ей, мол, здесь, в этой советской стране люди узнают твои секреты раньше тебя самого. Неопределенно пожав плечами, будто этот разговор стал ей неинтересен, девушка сняла с колен шерстяной платок, неторопливо сложила его и встала, чтобы положить на верхнюю багажную полку. Потом, не глядя на попутчицу, открыла дверь купе и вышла в темный коридор.
Я дышу, любовь моя. Я все еще дышу.
6
В коридоре вагона было еще холоднее, чем в купе. Закрыв за собой дверь, Лида посмотрела по сторонам и облегченно вздохнула, не обнаружив никого мучающегося бессонницей или решившего размять затекшие ноги. Только запах трубочного табака указывал на то, что кто-то выходил сюда не так давно. Коридор был коричневым. Казалось, что находишься внутри какой-то длинной коричневой трубы с одним-единственным тусклым фонарем, привешенным высоко на стене. Лиде нравилась полутьма. Она успокаивала. В полутьме ей лучше думалось.
Поезд подрагивал в такт монотонному перестуку колес. Лида прислонилась лбом к холодному стеклу, но не увидела снаружи ничего, кроме самой ночи, укрытой толстым черным одеялом. Там не было ничего, ни огней, ни городов, ни деревень. Только бесконечные замершие леса и снег.
Как они умудрились проложить здесь железную дорогу? Масштабы России, как и масштабы Китая, поражали ее. Напрасно она пыталась как-то втиснуть в голову эти размеры. Вместо этого она научилась сосредотачивать внимание на небольших вещах. В этом она преуспела и стала замечать то, что другие обычно не видят. Например, отблеск солнца на карманных часах, или торчащий из кармана уголок бумажника, или золотую трубочку губной помады, на какую- то секунду оставленную без присмотра на прилавке магазина. Лида улыбнулась. Да, в этом она была хороша.
Вдруг взгляд ее, доселе блуждавший по ночному ландшафту за окном, сфокусировался на собственном отражении в стекле. Лида скривилась. Ее шапка в самом деле была жуткой, в этой коричневой шерстяной штуковине с широким верхом она была похожа на павиана. Лида была рада, что Чана Аньло сейчас нет рядом и он не видит ее такой. Она вздохнула и услышала, как ее страхи хрустят в ее дыхании подобно крошкам печенья. Ей было семнадцать. Ему — девятнадцать, почти двадцать. Может ли человек ждать вечно? Этого она не знала. Его она любила страстно, в этом она была уверена, и все же… От собственных мыслей на щеках у нее проступил румянец. Как долго мужчина может обходиться без женщины? Месяц? Год? Десять лет?
В том, что, если понадобится, она может ждать его всю жизнь,
Вдруг Лида сдернула шапку и встряхнула головой так, что огненные волны волос взлетели в воздух и опали на плечи, обрамляя лицо. От этого в ней появилось что-то дикое, и у Лидии сделалось легче на душе. Кто-то однажды назвал ее львицей. Лида согнула пальцы и провела ногтями по окну, оставив тонкие следы на туманном пятне, которым осело на стекла ее дыхание.
Это было перед самым рассветом. Лида наблюдала, как в густой темноте, накрывшей Северную Россию, черной, как уголь, который добывают из ее недр, зарождается свет. Ночь начала превращаться в бледную прозрачную серость. Проявились скованные морозом остовы деревьев. Мир снова становился реальным.
Лида прошла по темному коридору в хвост вагона, где находился крошечный туалет. Рядом с ним уже выстроилась очередь из трех человек. В отличие от китайцев русские прекрасно себя чувствуют в очередях, она давно это заметила. Прислонившись к деревянной обшивке и почувствовав, как беспрерывное вращение железных колес эхом проходит через все ее кости, Лида снова вернулась мыслями к попутчице, которая спрашивала, откуда она. Что-то в ней настораживало Лиду. Неожиданно раздался негромкий звук быстрых и легких шагов, приближающихся к туалету. К этому времени Лида уже была второй в очереди. Не то чтобы ей сильно хотелось воспользоваться этими тесными «удобствами», она просто не стремилась возвращаться в купе. Шаги замерли. Лида обернулась и, к своему изумлению, увидела у себя за спиной еще четырех женщин и ребенка (и когда только они успели прийти?). Все терпеливо ждали. По виду стоявшие были крестьянками: на это указывали платки и шали на головах и широкие узловатые кисти рук, привычных к работе на полях. По их замкнутым лицам невозможно было определить, о чем они думали. Ребенок, совсем маленький мальчик в шапке, сосал палец и тихонько попискивал, как мышонок, не обращаясь ни к кому конкретному. За ним стояла та, чьи шаги услышала Лида. К удивлению девушки, это была Антонина, жена начальника лагеря. Она была в теплой серебристой шубе.
— Доброе утро, товарищи, — бодро произнесла Антонина и, кивнув, добавила отдельно Лиде: — Доброе утро.
Женщины посмотрели на нее, как на крикливую сороку. Одна ответила вполголоса: «Доброе утро», — и снова уткнулась взглядом в пол. Остальные промолчали. Мальчик прикоснулся к ее шубе грязной ручонкой, и женщина отошла от него на шаг. Антонина сложила перед собой руки в белых шелковых перчатках и стала смущенно перебирать пальцами.
— Товарищи, — произнесла она нерешительно, — мне очень нужно. — Она улыбнулась, но одними губами, ее глубоко посаженные глаза остались серьезными. — Может, вы могли бы…
Все повернулись к ней.
— Нет.
— Становитесь в очередь.
— У меня сын тоже хочет, и то не жалуется. Постыдились бы!
Антонина заморгала, рот ее чуть искривился. Она покачала головой и почесала тыльную сторону ладони, отчего на белом шелке проступила небольшая красноватая полоска.
— Товарищ Антонина, — вежливо произнесла Лида, выйдя из очереди, — можете занять мое место.
Мать ребенка неодобрительно покосилась на нее.
— Товарищ, — произнесла она спокойно и рассудительно, — мы больше не обязаны позволять этим проклятым паразитам лишать нас наших прав. Посмотрите на эту женщину, на ее буржуйский наряд. Она уж точно не привыкла работать!