Содом и Гоморра. Города окрестности Сей
Шрифт:
— Я серьезно, Билли.
— А думаешь, я не серьезно? Я им помогу даже провода подсоединить.
— Понимаешь, мне туда нельзя. Он знает, кто я.
— Взгляни-ка на меня, сынок. Ты сам-то себя послушал бы! Что ты за чушь городишь! Ты хоть подумай, с какими ты людьми связался! Неужто ты и в самом деле полагаешь, что можешь прийти туда и начать торговаться с каким-то грязным сутенером, который запросто покупает и продает людей. Это тебе не ножиками торговать на лужайке
— Что ж тут поделаешь.
— Что ты мне все «поделаешь» да «поделаешь»! Что это значит — «ничего не поделаешь?»
— Ничего. Чему быть, того не миновать. Пускай.
— Пускай? Дерьмо собачье! — Он сгорбился на стуле.
— Еще пива хочешь?
— Нет, не надо. Под это дело я бы сейчас литр виски освоил.
— За то, что ты не хочешь в это ввязываться, я не виню тебя.
— Ну, уважил! Приятно слышать. Я прямо весь расцвел. — Он вытряхнул из пачки еще сигарету.
— Э! У тебя уже есть одна, причем зажженная, — сказал Джон-Грейди.
На это Билли не обратил внимания.
— У тебя и денег-то нет, — сказал он. — Поэтому я вообще не понимаю, как это ты, на хрен, собираешься закупками проституток заняться.
— Достану.
— Где это ты их достанешь?
— Достану.
— И сколько ты собираешься ему предложить?
— Две тысячи долларов.
— Две тысячи долларов.
— Ну да.
— Н-да. Если поначалу у меня еще и были кое-какие сомнения, то теперь-то их точно нет. Ты совершенно спятил, и больше по этому поводу сказать нечего. Разве не так?
— Не знаю.
— Зато я знаю. Откуда, из какой чертовой задницы ты возьмешь две тысячи долларов?
— Не знаю. Но я достану.
— Ты столько за год не зарабатываешь.
— Знаю.
— Твои мозги, сынок, находятся сейчас в спутанном состоянии. Опасно спутанном. Ты понимаешь это?
— Может быть.
— Такое я уже видал. Между прочим, странно себя вести ты начал еще со времени той аварии, ты знаешь об этом? Об этом ты не задумывался? Взгляни-ка на меня. Я не шучу.
— Я не сумасшедший, Билли.
— Ну, один из нас точно сумасшедший. Черт! Это моя вина. Что мне еще остается? Только винить себя.
— Все это не имеет к тебе никакого отношения.
— Да уж конечно. Не имеет.
— Ладно, все нормально. Пусть идет как идет.
Билли откинулся на стуле. Сидит смотрит на две сигареты, горящие в пепельнице. Немного погодя сдвинул шляпу на затылок, провел ладонью по глазам, по рту, снова надвинул шляпу на лоб и оглядел помещение. Около стойки бара звякнул звоночек шаффлборда. Билли вновь устремил взгляд на Джона-Грейди:
— Как тебя угораздило
— Не знаю.
— И допустить, чтобы дело так далеко зашло!
— Я не знаю. У меня такое чувство, будто все это как бы помимо меня. Как-то само образовалось. Будто всегда так было.
Билли грустно покачал головой.
— Опять рассуждаешь как сумасшедший, — сказал он. — Но еще не слишком поздно, ты понимаешь это?
— Да нет, поздно.
— Слишком поздно не бывает. Тебе надо просто все обдумать и определиться.
— Я уже определился.
— Тогда переопределись. Начни сызнова.
— Еще пару месяцев назад я бы с тобой согласился. Теперь все по-другому. Есть вещи, которые не мы решаем. Да и вообще наши решения тут ни при чем.
Долго сидели в молчании. Билли то смотрел на Джона-Грейди, то обводил глазами комнату. Пыльный танцпол, пустой помост для музыкантов. Громаду зачехленной барабанной установки. Оттолкнув стул, он встал, аккуратно придвинул стул на прежнее место к столу, потом повернулся и, пройдя через комнату мимо бара, вышел за дверь.
Поздней ночью, лежа в темноте на койке, Джон-Грейди услышал, как хлопнула кухонная дверь, потом закрылась сетчатая. Лежит слушает. Потом сел, сбросил ноги на пол, нашел сапоги и джинсы, натянул их, надел шляпу и вышел во двор. Светила почти полная луна, было холодно и поздно, из кухонной трубы дым не шел. На заднем крылечке сидел в брезентовой куртке мистер Джонсон, курил сигарету. Поднял глаза на Джона-Грейди и кивнул. Джон-Грейди сел на ступеньку рядом с ним.
— Что вы тут делаете на таком холоде без шляпы? — сказал он.
— Не знаю.
— Как вы себя чувствуете?
— Да ничего. Нормально. Иногда просто хочется ночью выйти на свежий воздух. Хочешь сигарету?
— Нет, спасибо.
— Что, тоже не спится?
— Да, сэр. Наверное, так.
— Как тебе новые кони?
— Думаю, он все сделал правильно.
— Да видел я их в коррале: ледащенькие какие-то жеребятки.
— Некоторых из них он, кажется, собирается продавать.
— Тоже мне, барышник, — усмехнулся старик. Покачал головой. Затянулся сигаретой.
— А вы занимались выездкой, мистер Джонсон?
— Приходилось. Но только так, в пределах необходимого. Особо-то лихим вольтижером я никогда не был. Что бы это ни значило. Однажды лошадь меня крепко приложила. Такое остается в памяти, сознаешь ты это или нет. И потом мешает. Пусть даже в мелочах. Таких, что их даже не замечаешь.
— Но вам же нравится ездить верхом.