Софичка
Шрифт:
Роуф и сопровождавший его парень вскочили на лошадей.
— Как бы дождь нас не настиг, — сказал Роуф, трогая лошадь. Парень выехал вперед, следом Софичка, а за ней ехал Роуф. Они спустились под гору, молча проехали по лощине, а потом дорога их вывела к нескольким домам выселка, где их ожесточенно облаяли собаки. Дверь кухни одного из домов, где особенно неистовствовала собака, открылась, и человек, стоя на пороге, окликнул их:
— Эй, кто вы?!
— Молчи, — шепнул Роуф, хотя Софичка и не думала подавать голос.
Проехав последний чегемский выселок,
— Теперь только дождь нам помеха, — сказал Роуф странно громким голосом после долгого молчания.
— Может, успеем проскочить? — ответил приятель, оглянувшись.
— Навряд ли, — сказал Роуф, к чему-то прислушиваясь, и добавил: — Как себя чувствуешь, Софичка?
— Хорошо, — ответила Софичка, радуясь, что Роуф к ней обратился, и стыдясь присутствия этого незнакомого парня, в дом которого они, видно, сейчас ехали. Софичка понимала, что он живет в другой деревне, но не знала, кто он такой и где именно находится его деревня.
— Твоя Софичка молодчина, — сказал парень, оглянувшись и сверкнув зубами в темноте.
— А что ты думаешь, Алеша, — сказал Роуф, — плохую лошадь не крадут.
Оба рассмеялись, и Софичку обдало теплом оттого, что этот неведомый парень ее похвалил. Она подумала, что он, наверное, очень добрый, и была рада, что хоть узнала наконец его имя. А то ехать в его дом и не знать его имя было как-то неудобно и спросить об этом Роуфа было несподручно.
В лесу было тихо. В темноте серебрились колонны буковых стволов. Тропы не было видно, но лошади сами находили дорогу. Софичке жалко было стегать свою лошадь камчой, и она слегка приотставала, а Роуф, едущий сзади, окриками и свистом подгонял ее лошадь. Вдруг Роуф остановился.
— Тихо, — сказал он.
Софичка испуганно натянула поводья, решив, что он услышал звуки погони. Остановился и Алеша. В глубокой тишине ночи ничего не было слышно, кроме клацания удил на зубах у лошадей.
— Что ты слышишь? — спросил Алеша.
— Ливень нас догоняет, — сказал Роуф.
И вдруг Софичка расслышала далекий гул. Ей показалось, что притихшие деревья тоже с тревогой прислушиваются к далекому гулу приближающегося ливня.
— Пошли быстрей, — сказал Алеша и пустил свою лошадь рысью.
— Стегани ее камчой, — посоветовал Роуф Софичке и, не дожидаясь ее неверной камчи, так гикнул на ее лошадь, что Софичку мгновенно затрясло в седле. Лошадь пошла рысью.
— Крепко держи поводья! — крикнул Роуф сзади. Лошади шли рысью, и слышался частый глухой стук копыт о твердую тропу, иногда звяканье подков о камни, а Софичку все трясло и трясло в седле, и она уже не знала, как долго длится езда рысью, и слышала, как сзади медленно и неуклонно приближается гул ливня. Вдруг Софичка почувствовала метнувшийся в темноте фиолетовый свет молнии, а следом грянул гром, словно, хрястнув, повалилось дерево. В листве деревьев зашумели тяжелые редкие капли.
— Чувствуй поводья! — крикнул сзади Роуф, когда хрястнул гром. И Софичка, не очень понимая, что значит чувствовать поводья, на всякий случай крепче сжала их в руке.
С грохотом налетел
И тут ливень окончательно догнал их, и сразу же водопады дождя сверху обрушились на землю. Грохот дождя по листьям был такой сильный, что почти заглушал гром. В свете молнии вдруг высвечивались величавые струи дождя, мокрая, сбившаяся грива на трясущейся лошади, огромные бледные в свете молний стволы буков, странно сухие снизу и потемневшие от дождя наверху. Дождь барабанил по бурке так, что глушил уши. Но Софичка не испытывала никакого страха. Она все еще чувствовала руки Роуфа, завязывавшие ей на шее тесемки от бурки, и это ее сейчас веселило и вдохновляло.
— Чоу! Чоу! — громко раздавался сзади понукающий лошадей голос Роуфа.
Одна рука Софички, высовывавшаяся из бурки и державшая поводья, была мокрой, словно она окунула ее в воду.
— Не ослабляй поводья! — гремел после каждого удара грома голос Роуфа, боявшегося, что лошадь Софички испугается и понесет.
Голова у Софички была совершенно мокрая, и стекающие по лицу и затылку струйки дождя начали затекать за бурку, холодя тело. Рука, державшая поводья, настолько окоченела от дождя, что Софичка, взяв поводья в другую руку, изо всех сил терла окоченевшую о шершавую, сухую шерсть внутренней стороны бурки, чтобы кровь в руке согрелась и пальцы стали подвижны.
Внезапно секущие лицо струи дождя усилились, и грохот ливня по листьям остался позади. Софичка поняла, что они выехали на открытое пространство. Начался подъем, и лошади перешли на шаг. Копыта чмокали в потоках воды, стекавшей по склону.
— Наводнение! Наводнение! — заорал Алеша, останавливая лошадь и давая Софичке и Роуфу подъехать к себе. В свете молнии мелькнули его веселое, оскаленное лицо и рубашка, так плотно облепившая тело, что были ясно видны очертания его сильной, мужественной фигуры. «Господи, — подумала Софичка, — я под буркой и то мерзну, а как же они, бедняги?»
— Зато сам черт следа нашего не сыщет! — крикнул Роуф в ответ на слова Алеши.
— Это точно! — радостно крикнул Алеша и, словно пытаясь перекричать дождь и согреться силой своего голоса, заорал: — Э-ге-ге-гей!
Софичка не запомнила, сколько времени они ехали. Она только помнила, что дождь лил и лил, а они ехали и ехали. Вдруг лошадь Алеши стала. Софичка тоже натянула поводья. Алеша гикнул изо всех сил, и Софичка внезапно увидела свет, мелькнувший из распахнувшейся двери дома. «Приехали!» — догадалась Софичка.