София
Шрифт:
Русская летопись рассказывает следующим образом о предварительных переговорах, подготовивших это событие. 11 февраля 1469 года грек по имени Юрий явился в Москву с поручением Виссариона. Кардинал Византийский писал великому князю Ивану III о том, что в Риме была «православная христианка», по имени София, дочь бывшего господаря морейского Фомы Палеолога, что она уже отказала из отвращения к латинству двум западным государям, королю французскому и герцогу миланскому, но что великому князю нечего опасаться этого; если он пожелает жениться на принцессе, то ее поторопятся прислать в Москву. В то же время, прибавляет летописец, прибыли два итальянца, или, по русскому выражению, два фрязина: Карло и Антон. Один был старшим братом Ивана Фрязина, итальянского монетчика в Москве; другой, его племянник, сын старшего из братьев.
Эти два показания, как мы сейчас увидим, находясь в зависимости друг от друга, взаимно пополняются. Скажем сначала, что подробности летописца не выдерживают критики. Во-первых, Зоя еще не принимала имени Софии, во-вторых, ни Людовик XI, женатый вторым браком с 1452 года на Шарлотте Савойской, ни гордый Галеаццо Сфорца не искали чести союза с византийской сиротой. Обручение с Караччиоло и советы Венеции королю кипрскому, может быть, вызвали это недоразумение. Равным образом нельзя допустить, чтобы прямой и искренний
В самом деле, в письмах к сиенцам от 10 мая 1472 года, о котором еще будет речь, кардинал Никейский, патриарх Константинопольский с 1463 года, утверждает ясно, что этот брак был предметом его отеческих забот. Уединившись в Гротту Феррату во время краткой опалы при дворе Павла II, Виссарион вел там жизнь деятельную и полную оживления: он окружил себя учеными, занимался философией и литературой, принимал деятельное участие в движении Возрождения, но литературный Крестовый поход не заставлял его, однако, забывать об его любимых проектах религиозного Крестового похода и византийской реставрации. Когда он вернул свое положение в Риме и свое прежнее влияние, у него умножились средства действий. Некогда он находился в дружеских отношениях с Исидором киевским, который мог говорить ему о военной силе русских, об их ненависти к иноверцам и о способе извлечь из этого пользу. Помимо того, с точки зрения политической выгоды этого брачного союза были слишком очевидны сами по себе, чтобы их мог не заметить просвещенный патриот, непримиримый враг полумесяца: новый союзник против турок, супруг Зои, мог сделаться могущественным покровителем Византии. Важный вопрос возникает здесь сам собой: действовал ли Виссарион самостоятельно и от своего имени, отправляя письмо великому князю, или по соглашению с папой и с его соизволения? Ответ на это дается старинной ватиканской рукописью.
10 июня 1468 года папский казначей записал в свою счетную книгу, что папа приказал заплатить 48 дукатов Николаю Джиларди, родом из Виченцы, и греку Георгию, посланным к Вольпе, живущему в России. Грек же Георгий есть грек Юрий русской летописи, ибо Юрий есть славянская форма имени Георгия. Отождествление Николая Джиларди представляет более затруднения, если не допустить ошибки в крестном имени. Что касается Вольпе, то он сделается героем маленькой драмы. Оставим до другого места более подробное объяснение и сделаем непосредственный вывод об участии Павла II в предприятии, раз он знал о нем и оплачивал его действующих лиц [6] .
6
Архив Ватикана. Exitus, 472, р. 173b.
Попытка Виссариона имела серьезные шансы на благоприятный прием в Кремле. В конце XV века Москва переживала одну из знаменательных эпох, решающих будущее народа. Порабощенные в XIII веке монголами, изнывающие под их игом, истощенные тяжкою данью, русские увидели, наконец, просвет на их небе, постоянно мрачном. Они обязаны были этим гению Ивана Калиты и его преемников. Среди всеобщего упадка духа московские великие князья начали мудрую политику, которая должна была в конце концов обеспечить за ними успех скорее расчетом и коварством, чем оружием. Предупредительные и покорные по отношению к татарским ханам, они сделались главными сборщиками ежегодной дани, требуемой Сараем. Заведывание этими деньгами увеличило их средства, а княжеские раздоры давали им благоприятный повод непрестанно округлять свои границы, хотя бы вопреки традиционным правам других. Таким образом полагали они начало будущему колоссу, выжидая вместе с тем минуты, удобной для того, чтобы свергнуть ненавистное чужеземное владычество. Политический центр страны, Москва стала также центром религиозным, когда митрополит утвердил там свое местопребывание. Наконец, перенесение святой иконы, славной между всеми, иконы Владимирской Богоматери, дало ей в глазах народа верховное освящение. Иван III обладал в высокой степени достоинствами и недостатками его рода. Он прилагал их систему с суровой последовательностью и с жестокой энергией. Неразборчивый в выборе средств, без жалости и без сострадания к своей семье и к своим подданным, он думал только об утверждении своей власти, о создании государства единого и грозного, хотя бы ценой русской крови, проливаемой беспощадно. Ласкал ли внук Калиты мысль об империи? Осеняли ли его внезапно пророческие видения о величии его отечества? Влекла ли его бессознательная сила, или руководствовал им себялюбивый расчет? Увлекался ли московский государь монгольскими мечтами? Факт тот, что Иван III, преступив традиционные границы своей власти, стал истинным основателем деспотизма в России, то есть правительства личного и неограниченного, дозволившего ему, в конце его царствования, располагать самовластно короной, отнять ее у законного наследника и перенести ее на сына по собственному избранию.
Внезапное предложение невесты императорского рода должно было иметь успех у государя, столь же доступного честолюбию, сколь заботливого о будущем.
Судя по идеям того времени, русские испытали более удовлетворения, чем удивления. Союз такого рода не был первым в летописях страны. Не восходя до Владимира, женатого на гречанке, император Иоанн VIII, дядя Зои, был женат на русской. Если изум ление и не было велико, народная гордость тем не менее была черезвычайно польщена: даже в своих бедствиях Византия, источник веры и просвещения, не была лишена ореола. Высокочтимое имя Цареграда, вызывая воспоминания, пробуждало надежды. Иван III, вдовец после Марии Тверской, имел только одного сына. Династические интересы склоняли его ко вторичному браку, между тем как пропасть, открывавшаяся уже между будущим деспотом и его подданными, делала чужеземку предпочтительней пред соотечественницей. Однако ранее, чем дать окончательный ответ, Иван, еще верный старинным обычаям, хотел посоветоваться с боярами, с матерью своей Марией и митрополитом Филиппом. По этому случаю умолчания и намеки должны были иметь место. Откровенное объяснение истинного положения дел вызвали бы бурю в совете. Если бы даже несколько голосов высказалось в благоприятном смысле, глава русской церкви, митрополит Филипп, противник пап и отъявленный враг «латынской ереси», никогда бы не согласился на брак Ивана с женщиной, которую Виссарион считал вполне преданной Флорентийской унии. К несчастию, летопись в этом месте в высшей степени лаконична. Она сообщает нам только, что проект союза встретил всеобщее одобрение. Немедленно посланный великого князя, тот самый Иван Фрязин, который, как мы уже видели, принял своих родственников в Москве, получил приказ отправиться в Рим, поглядеть на невесту и привезти ее портрет. Эта личность будет играть слишком важную роль для того, чтобы не сосредоточить на ней теперь же внимания. Во-первых, кто он? Каково его настоящее имя, ибо Фрязин
В 1469 году, по летописи, он жил в Москве, имел доступ в Кремль и был монетчиком у великого князя. В силу этого им особенно должны были дорожить русские, еще малоопытные в тайнах металлургии и между тем готовившиеся завладеть Пермью, неистощимые серебряные рудники которой уже издавна были предметом их желаний. Важная подробность: добровольно или насильственно Вольпе был перекрещен в Москве, но в случае надобности готов был выдавать себя за католика. Повторение крещения, о котором упоминают местные источники, входит в обычай или, скорее, в злоупотребление эпохи, и в наши дни константинопольские греки еще не отказались от этого. Таков был человек, которого послал великий князь в Италию в марте 1469 года. Если обратить внимание на родство и отношение между Вольпе и агентами, которым было поручено вести переговоры о браке, легко заметить, что выбор Ивана III был сделан не случайно. Подозрения могут идти далее. Ловкий итальянец мог сам придумать свадебный проект, но за неимением доказательств историк ничего не должен утверждать.
О первом путешествии мы имеем, за исключением папского бреве, ниже приводимого, только скудные известия русских летописцев. Папский престол занимал тогда Пий II, которого преследовали своей ненавистью свободомыслящие гуманисты. В миру он носил великое имя Эней Сильвио Бартоломео Пикколомини. Он умер в Анконе, на пути в Святую землю, со словами «Крестовый поход» на устах, с взором, обращенным к Адриатическому морю, призывая изо всех своих сил венецианские галеры, которые появлялись медленно, чтобы взять на борт воинство, мало торопившееся своим отъездом. Кончина Пия II вызвала полную неудачу предприятия, не имевшего, впрочем, никаких шансов на успех. События не замедлили поставить папу лицом к лицу со страшным турецким вопросом, не допускавшим иного решения, кроме борьбы до крайности.
В 1467 году общее перемирие было заключено в Италии. Государи обещали пособие, папа обнародовал объявление войны, собрали значительные пожертвования, но кондотьер Коллеоне, предназначенный в начальники крестоносцев, никогда не отправлялся на Восток и не искал славы Готфрида Бульонского. Воинственные проекты, беспрестанно возобновляемые, сближали папу с Виссарионом и возвращали византийскому кардиналу его преобладающее влияние. Вместе с этим увеличивались благоприятные обстоятельства для брака, который мог бы укрепить антиоттоманскую лигу. Вольпе был слишком догадлив, чтобы не воспользоваться ими, но русские хроники, заключенные в узкий горизонт, не входят в эти подробности. Принцесса София, говорят они нам кратко, узнавши, что великий князь исповедует христианскую православную веру, немедленно же выразила согласие на брак. С своей стороны, папа поставил единственное условие, легко выполнимое: он потребовал присылки нескольких «бояр» в Рим для сопровождения невесты, когда она отправится в свое новое отечество. Ловкий Вольпе, осыпанный почестями и отличиями, получил от Пия II двухлетнюю охранную грамоту, разрешающую русским послам беспрепятственное путешествие по всем странам, которые «под его папство присягают». Этот рассказ, как бы ни был наивен по форме, имеет историческое основание в папском бреве от 14 октября 1470 года, адресованном к королю польскому Казимиру IV с просьбой разрешить свободный пропуск послам Ивана, отправлявшимся в Рим [7] .
7
Raynaldi. XXIX, р. 480; Русские летописи. Т. VI. Р. 8, 35, 50.
В конце этого же года произошло событие, имеющее близкую связь с нашим предметом. У Вольпе был племянник, по имени Антон Джиларди. Фамилия Джиларди пользовалась в Виченце большим уважением: несколько ее членов, начиная с XIII века, отличались талантами, богатством и знатностью. Гербом этого дома был медведь, держащий палку и окруженный пятью звездами: тремя наверху и двумя внизу. Сам Антон пользовался на своей родине славой неутомимого путешественника. Проведя некоторое время в Москве, он явился в ноябре или декабре 1470 года пред венецианским сенатом и сделал ему соблазнительное предложение. В течение 16 лет не видевший своего отечества, живший сначала в Татарии, а потом в Москве, Джан Баттиста делла Вольпе, его дядя, так говорил Джиларди, был глубоко огорчен потерей дорогого венецианцам острова Негропонта, который недавно был завоеван турками. Чтобы помочь родине в ее отчаянном положении, постоянно подверженной нападениям полумесяца, добровольный изгнанник задумал заключить союз с татарами Золотой Орды. Хан Магомет, Ахмат русских летописей, поклялся двинуть против турок 200 тысяч всадников. В подтверждение своих слов Джиларди предъявлял инструкции Вольпе и послание татарского хана: если синьории заблагорассудится, она может присоединить к себе нового и полезного союзника. Заметят, что осторожный племянник благоразумно обошел молчанием путешествие его дяди в Италию и свадебные переговоры; ничто из этого между тем не было от него скрыто, ибо русские источники сообщают нам, что Джиларди явился в Москву с поручениями касательно Зои и с охранными грамотами папы, имеющими силу не только в течение двух лет, но до «скончания века».