Соглашение вора
Шрифт:
Они мгновение смотрели друг на друга, она забыла о нем, он ничего не слышал о конфликте внутри, благодаря толстым стенам и двери. А потом он выхватил пистолет и поднял его на большой скорости, палец уже прижался к спусковому крючку…
Виддершинс прошипела имя Ольгуна, и божество коснулось оружия — не остановило его и не взорвало, а зажгло раньше времени. Оно хлопнуло без участия крючка, черный порох заискрился. Глаза бандита только начали расширяться, а пуля пролетела над плечом Виддершинс и погрузилась с глухим звуком и испуганным
Солдат смотрел с растущим ужасом, а Виддершинс в шоке, на грудь Клода, и тот ошеломленно опустил взгляд.
— Не понимаю, — прошептал Апостол со слезами на глазах. — Севора…
Он упал на колени, а потом лицом в грязный ковер.
Виддершинс шагнула вперед, ударила коленом в пах потрясенного стража, ударила его по голове рукоятью рапиры на всякий случай.
— Отличный выстрел, Ольгун! — заявила она, смеясь сквозь боль. Божество внутри нее сияло от гордости. — Но не зазнавайся, — добавила она. — Я не хочу слушать об этом и месяц спустя.
Она могла поклясться, что он показал ей язык.
Виддершинс хотела только уйти. Все в ней болело, она ощущала усталость, голова кружилась от этого и потери крови. И она знала, что воры скоро наберутся смелости и пойдут охотиться на то, что ворвалось в их дом. Но она пришла сюда не просто так, и эту цель еще не выполнила.
Она склонилась над стражем без сознания и осторожно забрала рожок с порохом с его пояса и вернулась в комнату ужасов, что недавно была храмом.
Оно не было мертвым. Существо, пережившее падение с третьего этажа, пули и лезвия, отказывалось погибать от проклятия не своего бога. Но оно лежало, пыхтя и дергаясь, пытаясь вернуть силу, что из него вырвали. Гадкая жидкость непонятного цвета — Виддершинс могла описать это только как сочетание синего и смерти — растекалась по полу, где демона стошнило, и медленно разъедала ковер.
Двигаясь так быстро, как позволяло болящее тело, следя за демоном, Виддершинс прошла по комнате, набирая порох в рожок из рожков всех бандитов Клода. А потом она склонилась над демоном.
— Катись в ад, — прошептала она.
Виддершинс бесцеремонно сунула рожок в раскрытый рот существа, подальше в горло, и выбежала из комнаты. Она замерла на пороге, схватила факел со стены и бросила в извивающееся существо, а потом закрыла дверь.
От оглушительного взрыва ее уши звенели, хоть дверь должна была заглушить звук. Она осторожно приоткрыла дверь, заглянула в церковь, чтобы убедиться, и улыбнулась.
И двадцать шесть душ, что два года висели над Адрианной Сатти, улетели на заслуженный покой.
— Теперь, — устало сказала она Ольгуну, — пора домой.
Она говорила и знала, где «дом» должен быть.
Она могла выказать уважение.
Эпилог
НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ СПУСТЯ
— Ну, — сказала девушка хриплым от подавляемого горя голосом, слезы давно были
Зал таверны месяцами так хорошо не выглядел. Работницы, особенно Робин, постарались прибрать тут. Пол был без пыли и мусора, даже самые упрямые пятна оттерли. Впервые за годы запахи спирта и опилок были сильнее, чем от пота. Столы были чистыми и отполированными… Все, кроме одного. Виддершинс по кускам скормила его огню.
Служанка все еще не знала, что произошло. Часть нее хотела требовать объяснений, но она не могла поступить так с подругой. Шинс расскажет ей все, если она будет готова, ни минутой ранее.
— Красиво получилось, Робин, — тихо сказала Виддершинс за ней. Она сжала плечо девушки. — Она гордилась бы тем, что ты сделала с местом.
С жалобным воем Робин бросила метлу и прижалась к груди Виддершинс, рыдая. Виддершинс сжала девушку руками, давая ей успокоиться.
Она приглядывала с тревогой за Робин после ее припадка, близкого к безумию, охватившему ее в ночь смерти Женевьевы. Больше таких приступов не было, но Виддершинс ходила на цыпочках вокруг нее, боясь нового приступа.
Но Робин была расстроена не только из-за смерти подруги. Рыдания утихали, Виддершинс расслышала приглушенное:
— Что мне теперь делать? — от темноволосой головы у своей груди.
— А что еще, Робин? Возьмешь себя в руки, организуешь других, когда они придут, и подготовишь это место к открытию. Мы уже потеряли много денег.
Робин отпрянула от объятий подруги, словно ее толкнули, ее покрасневшие глаза расширились.
— Шинс, — начала Робин, пытаясь сохранить голос ровным, — открытия не будет. Ты знаешь, что отец Жен думал об этом месте! Он закроет его или продаст, и тогда…
— Робин, с чего ты взяла, что месье Маргулис решает в этом деле все?
Девушка удивленно моргнула. Виддершинс рассмеялась от ее ошеломленного вида.
— Завещание Женевьевы точно передаст «Дерзкую ведьму» другому владельцу.
— Но у Жен нет завещания! — воскликнула Робин. — Она так и не написала его.
— Виддершинс печально улыбнулась.
— Ты забываешь, с кем я работаю, Робин. Когда Маргулис прибудет сюда забрать «его» таверну, у меня уже будет такое идеальное завещание, что сама Женевьева не поверила бы, что это подделка.
— Э-это правильно? — девушка сомневалась. — Жен одобрила бы это?
— Это лучше, чем если ее отец продаст ее дом незнакомцу.
Робин начала улыбаться, такое случилось впервые за неделю.
— И этот новый владелец…?
Виддершинс потерла ногти о жилет.
— Конечно, — признала она, — я не знаю, как управлять таверной, так что это придется делать тебе. Боюсь, мне придется платить тебе больше, но ты точно поймешь!
Стараясь вдохнуть, Виддершинс осторожно выбралась из самых крепких объятий в мире.