Соглядатай Его Величества
Шрифт:
— Месье, — обратился он к де Краону, — вы, должно быть, весьма обрадованы сегодняшним поворотом событий.
Тот неспешно поковырялся пальцем в зубах, не обращая ни малейшего внимания на брезгливое выражение, скользнувшее по лицу англичанина.
— Разумеется, месье, — медленно проговорил он, извлек изо рта волоконце мяса, застрявшее у него между зубами, оглядел его и отправил обратно в рот. Нам представляется это не победой, — продолжил он, — но лишь восстановлением законных прав Филиппа во Франции, да и во всей Европе.
— А заложники? — осторожно полюбопытствовал Корбетт. — Они возвратятся
Де Краон усмехнулся:
— Конечно. Как только ваш господин официально скрепит печатями соглашение, мы сразу же посадим их на корабль и отправим на родину. Ведь их содержание лежит бременем на королевской казне.
— Вернутся все? — перебил его Корбетт.
Улыбка на лице де Краона исчезла.
— Что вы имеете в виду? — подозрительно переспросил он.
— Вернется ли дочь графа Ричмонда?
— Разумеется.
Корбетт кивнул:
— Хорошо! А сыновья Тюбервиля?
— Разумеется, — отрывисто повторил де Краон.
Французский шпион медленно припал к кубку. Корбетт наблюдал за ним в течение всего пиршества и заметил, что француз пил часто и помногу. Лицо у него раскраснелось, глаза блестели — не то от самодовольства, не то от отменного бордо.
— Сыновья Тюбервиля, — разговорился де Краон, — отправятся домой. Бедный отец и его письма, где подробно рассказывается об образках святого Христофора, о жизни в маленьком старом поместье в Шропшире, способны тронуть даже самое жестокое сердце. Разумеется, дочь графа Ричмонда отправится домой в первую очередь. Наш король лично позаботится об этом.
Корбетт понимающе кивнул. Он сам не мог поверить в такую неожиданную удачу и как мог, сдерживал улыбку, стараясь по-прежнему выглядеть жалким, глубоко несчастным человеком: ведь если де Краон спохватится и поймет, что проболтался, Корбетту не выехать из Франции живым. Корбетт поставил кубок на стол, зевнул и повернулся к Ранульфу.
— Нам пора, — сказал он негромко.
Ранульф, у которого рот был набит, кивнул и начал быстро распихивать по карманам сладкие пирожки и булочки, которые горкой лежали перед ним на столе. Херви так много выпил, что уже клевал носом, и Корбетту пришлось грубо встряхнуть его. Де Краон перегнулся через стол:
— Вы уже уходите, месье?
— Конечно, — ответил Корбетт. — Я бы хотел отбыть в Лондон уже завтра.
Де Краон сощурился:
— Почему? К чему такая спешка?
Корбетт пожал плечами:
— А чего ждать? Теперь мы знаем, каковы условия, выставленные вашим повелителем. Их не нужно записывать, достаточно лишь передать на словах королю Эдуарду. Кроме того, в Лондоне меня ждут и другие дела.
Де Краон медленно кивнул. Он внимательно всматривался в лицо Корбетта, словно пытаясь прочитать на нем разгадку такого поспешного решения об отъезде.
— Вы уверены, месье?
— Разумеется, — ответил Корбетт, продолжая разыгрывать удрученного посланца. — Ведь эти условия не очень-то выгодны Эдуарду. Чем скорее мы возвратимся в Англию и оповестим Его Величество, тем лучше. Я буду признателен вам, месье, если вы снабдите нас охранными грамотами и предоставите подобающий вооруженный эскорт, который проводит нас до Кале.
Де Краон пожал плечами. Он понимал, что не может силой удержать англичанина, если тот вознамерился уехать. Но де Краона мучили подозрения.
— Ваши охранные грамоты будут готовы завтра утром. Желаю вам благополучного путешествия, — сказал он и, развернувшись, подошел к высокому столу, чтобы шепнуть что-то на ухо своему высочайшему повелителю. Корбетт не удосужился поглядеть, станет ли возражать Филипп: подталкивая Ранульфа к выходу и почти волоча на себе Херви, он покинул пиршественный зал и направился в мансарду.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Де Краон сдержал слово, вручив англичанам охранные грамоты и дав им в сопровождение военный отряд, лично им набранный.
В течение всего путешествия по Нормандии, уже одевшейся в краски ранней осени, Корбетт держал язык за зубами, продолжая разыгрывать посыльного, везущего домой дурные известия. Ранульф и Херви радовались тому, что возвращаются в Англию, но Ранульф уже хорошо изучил нрав своего господина и потому сейчас помалкивал и старался не раздражать его пустой болтовней. Начальник эскорта, дородный бретонец, пристально наблюдал за Корбеттом, исполняя тайное поручение самого де Краона. Тот подозревал, что Корбетту кое-что известно, но никак не мог угадать — что же именно. Однако на протяжении всего пути унылый вид и явное смятение чиновника заставили эскорт успокоиться, и из Булони бретонец послал гонца к де Краону, чтобы передать: английский посланец в дороге ведет себя так, словно страшится предстоящей встречи с Эдуардом. Англичан посадили на купеческий корабль, плывший в Дувр, а там уже Корбетт раздобыл лошадей, чтобы добраться до Лондона.
Если обратный путь оказался спокойным, без происшествий, то о последовавшей за путешествием беседе с Эдуардом Английским этого никак нельзя было сказать. Ранульфа и Херви не допустили пред королевские очи, и только Корбетт предстал перед Его Величеством, благодаря небо за то, что король хотя бы решил позвать на эту встречу и графа Ланкастера. Эдуард выслушал Корбетта, а потом впал в очередной приступ ярости. Его Величество опрокидывал столы и стулья, сбрасывал манускрипты и пинал камыш на полу, изрыгая на голову Филиппа Французского все известные Корбетту ругательства и в придачу несколько неизвестных.
— Этот негодяй, — бесновался Эдуард, — представляет опасность для всей Европы и угрожает моей короне! Он вздумал усадить на мой трон своего ублюдка внука! Хочет построить империю под стать империи цезарей или даже Карла Великого! Как бы не так!
Королевская ярость продолжалась добрый час, пока наконец улеглась. Эдуард сделал большой глоток из чаши с вином, а потом обернулся к Корбетту и опустил чиновнику на плечи обе свои руки в тяжелых перстнях. Корбетт посмотрел в голубые глаза короля — вблизи в них можно было различить красные жилки.