Соглядатай Его Величества
Шрифт:
Эдуард пошевелил пальцами над жаровней. Должен же быть какой-то выход, размышлял он; нужно укрепить валлийские гарнизоны и отправить войско на север, чтобы сокрушить шотландцев. А как быть с Филиппом IV? Эдуард издал вздох. Придется ему пресмыкаться перед Папой Римским, целовать его атласную туфлю и вверять Англию с принадлежащими ей землями его святейшему покровительству. Дед Иоанн уже проделывал это, и тогда все закончилось хорошо. Ведь случись кому-нибудь напасть на Англию, он тем самым посягнет на Святейшего Отца и на само могущество католической церкви. Эдуард ухмыльнулся: придется целыми мерами слать золото этому старому прохвосту, Папе Бонифацию VIII, и умолять его о вмешательстве и заступничестве. Одновременно нужно выкорчевать измену тут,
Хьюго Корбетт, старший секретарь Английской Королевской канцелярии, преклонил колени перед статуей Богоматери в пышной, благоухающей ладаном капелле Девы Марии в соборе Нотр-Дам в городке Булонь-сюр-Мер. Английский чиновник не был чересчур набожен, но полагал, что к Христу и его милосердной матери следует относиться со всяческим почтением, и потому он молился, когда не забывал это сделать. Молитва давалась Корбетту с трудом — ведь разговор приходилось вести ему одному, тогда как Бог всегда был слишком занят, чтобы отвечать ему. Корбетт уже зажег свечу из чистого воска и теперь, желая честно выполнить обет, стоял на коленях посреди островка света.
Он принес этот обет во время унылого плавания от берегов Англии на приземистом, толстобрюхом корабле, обладавшем, похоже, собственной волей — довольно злокозненной и вредоносной. Выйдя из Дувра, судно попало в шторм и долго колыхалось на грозно вздувшихся волнах. Ледяной пронизывающий ветер трепал паруса и швырял корабль, будто листик по озерцу. Корбетт в течение всего плавания сидел скорчившись у борта, маясь жестокой рвотой и страшась, что сердце не выдержит.
Холодная морская вода перехлестывала через борт, и Корбетту, и без того продрогшему, казалось, что смерть уже близка. Он не мог даже шевельнуться — да и что толку? Его бы снова вытошнило, и товарищи, которым приходилось так же туго, отвели бы его обратно к борту. Корбетт утешался лишь тем, что его верный слуга Ранульф мучится не меньше его. Ранульф, обычно крепкий и выносливый, на этот раз разделял недуг хозяина. Наконец, Корбетт принес обет, пообещав зажечь свечу в соборной церкви Нотр-Дам и простоять целый час в коленопреклоненной молитве в часовне Девы Марии, если Пресвятая доставит его к берегу живым.
Зажечь свечу было для Корбетта делом нетрудным, а вот часовая молитва превратилась в долгие раздумья о том, зачем же все-таки король отправил его во Францию. Корбетт вздохнул, поднялся с колен и, прислонившись к колонне, всмотрелся во тьму нефа. Теперь он занимал место старшего секретаря Королевской канцелярии и отвечал за письма, меморандумы, договоры, предписания и прочие документы, скрепленные тайной печатью Англии и находившиеся в ведении лишь главного юстициара, канцлера и английского короля. Это была надежная, хорошо оплачиваемая должность, дававшая ему изрядную прибыль и право пользоваться припасами из хозяйства самого короля. У Корбетта имелся небольшой дом в Холборне, часть накопленных богатств лежала у ювелира, а еще большая часть — у одного сиенского банкира.
У Корбетта осталось мало привязанностей — ни жены, ни ребенка. Он уже достиг тридцативосьмилетнего возраста и по-прежнему отличался крепким здоровьем, хотя в ту эпоху считалось удачей дожить до тридцати пяти. Корбетт тихонько сполз к основанию огромной желобчатой колонны и уселся на корточки. В желудке у него по-прежнему слегка бурлило, после морского путешествия мутило, он чувствовал слабость в ногах. Проклятье! Снова он пустился в странствия, снова ему доверили тайное и непростое задание. Он-то думал, что со смертью его наставника, Бёрнелла, скончавшегося четыре года назад, всему этому пришел конец. Старик Бёрнелл, хитроумный и праведный, одаренный гениальным чутьем сыщика, искоренял любые угрозы королевству. Когда его не стало, Корбетт, преклонив колена, истово молился над коченеющим телом епископа, прежде чем его закутали
После смерти наставника жизнь Корбетта текла и петляла, будто ленивая речка, пока не вмешался король, пригласивший его на тайную встречу в свой Элтемский дворец. Король готовил новый поход на шотландцев, и зал был заставлен сундуками, коробами и кожаными кошелями из Канцелярии, набитыми письмами, меморандумами и исками, относившимися к шотландскому вопросу. Эдуард сразу перешел к сути: в самой Канцелярии или в его совете имеется изменник или несколько изменников, которые собирают жизненно важные тайные сведения о государственных делах Англии и передают их, бог весть какими путями, негодовал король, Филиппу IV Французскому. Корбетту предстояло стать посланником, присоединиться к посольству, отряженному ко французскому двору, и обнаружить предателя.
— Будьте осмотрительны, — хмуро предостерегал король, — ведь изменником может быть один из ваших спутников. Вы должны найти его, мастер Корбетт, и поймать мерзавца в его собственные грязные сети!
— Я должен схватить его, Ваше Величество?
— Если возможно, — вкрадчиво ответил король. — Если же это неосуществимо — убейте его!
Корбетт содрогнулся и обвел взглядом тихий, мрачный интерьер церкви. Он пришел сюда молиться — а замышляет убийство. Он услышал какой-то шорох в дальней части церкви и поднялся. Ранульф, наверное, заждался его. Английский чиновник в последний раз преклонил колена перед одиноко мерцавшей лампадой и медленно зашагал по нефу, направляясь к выходу. Корбетт задышал глубоко и медленно, стараясь сохранять спокойствие, хотя он не сомневался, что кто-то затаился в темной глубине церкви и тайком наблюдает за ним.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
На следующий день после посещения Корбеттом собора английские посланники уже достаточно отдохнули от мучений на море, чтобы пуститься в путь: им предстояло доехать вдоль побережья до Соммы, а далее повернуть на юг, к Парижу. Они перевезли через пролив лошадей — верховых и вьючных, с поклажей для милордов графа Ричмондского и графа Ланкастерского, не считая свиты секретарей, писцов, поваров, гонцов, бейлифов, священников и лекарей. Со стороны было бы трудно распознать в этой веренице путешественников степень или положение каждого: промозглая, холодная погода и резкий пронизывающий ветер всех до одного заставили закутаться в одинаковые толстые коричневые плащи.
Теперь началась обычная неразбериха за воротами маленького монастыря, где англичане останавливались на ночлег после того, как покинули порт: седлали лошадей (двух нужно было подковать, одна охромела, у другой на спине открылись язвы); проверяли подпруги, уздечки и стремена, сломанные или поврежденные тут же чинили, а потом лошадей шумно нагружали тюками с одеждой, рукописями и прочим скарбом, а еще и снедью, закупленной по непомерной цене у купцов с плутоватыми глазами. Покой монастырского двора нарушали крики, громкие приказы, проклятья и недовольное ржание возбужденных, встревоженных лошадей. Прибежало несколько собачонок, привлеченных всем этим шумом и возней, но их отгонял сердитый привратник, вооруженный палкой.
Корбетт сидел на полуразрушенной скамье в углу двора и мрачно наблюдал за происходящим. Эти крики и проклятья, пожалуй, заглушили бы даже вопли грешников в аду. Корбетт поднял глаза на огромный резной тимпан над вратами монастырской церкви, где, навеки запечатленные в камне, грешники висели на пылающих деревьях, а множество других задыхалось в печах, прижав руки ко рту, — их каменные глаза с ужасом взирали сквозь струи дыма на зрителя; Христос на троне судии держал праведников у себя в ладонях, а злодеев пожирала чудовищная рыбина, глодали черти, терзали змеи, пламя, лед или мучило зрелище плодов, висящих вне досягаемости для их изголодавшихся уст. Корбетт угрюмо заключил, что все эти ужасы — ничто по сравнению с участью человека, отправленного за пролив, в ледяную зимнюю пору, с английской посольской миссией во Францию.