Согнутая петля
Шрифт:
— Зачем? — спросил практичный Пейдж.
— Так обычно делается. Ах да! Будьте любезны, дайте мистеру Пейджу ваш фонарь, мой друг. А теперь пошли. В «Фарнли-Клоуз» не было телефона, когда я здесь жил; но сейчас, полагаю, есть? Хорошо, хорошо, хорошо. Нам также нужен доктор.
Он вырвался вперед, ведя за собой Барроуза, а Пейдж остался у пруда с останками Джона Фарнли.
По мере того как проходил шок, Пейдж озирался в темноте и размышлял о вопиющей бессмысленности и загадочности трагедии. И все же самоубийство обманщика было достаточно простым объяснением. Его беспокоило то, что он так
— Фарнли! — вслух произнес Пейдж. — Фарнли!
— Вы меня звали? — спросил голос почти у него под рукой.
Эффект этого голоса во мраке был таков, что Пейдж отскочил назад и чуть не споткнулся о тело. Фигуры и очертания были полностью скрыты ночной темнотой. За звуком шагов по песчаной тропинке последовал шорох спички. Пламя вспыхнуло над коробком, зажатым в обеих руках, и высветило над тисовыми кустами лицо истца — Патрика Гора или Джона Фарнли, — глядящее на берег пруда. Он несколько неуклюже прошел вперед.
Истец держал в руке тонкую сигару, наполовину выкуренную и погасшую. Он засунул ее в рот, осторожно поджег и поднял взгляд.
— Вы меня звали? — повторил он.
— Нет, — мрачно произнес Пейдж. — Но хорошо, что вы ответили. Вы знаете, что произошло?
— Да.
— Где вы были?
— Гулял.
Спичка догорела; Пейдж слышал его слабое дыхание. То, что этот человек потрясен, не вызывало сомнения. Он подошел ближе, — в углу его рта дымилась сигара.
— Бедный плут, — произнес истец, опустив глаза. — И что-то в нем все-таки вызывало уважение. Мне даже немного жаль, что я все это затеял. Я нисколько не сомневался, что он принял пуританскую веру своих предков и провел много лет раскаиваясь и управляя имением. В конце концов, он мог продолжить игру и стать лучшим помещиком, чем стану когда-нибудь я. Но ложный Джон Фарнли оказался ничтожеством — не выдержал и сделал это.
— Что «это»? Самоубийство?
— Несомненно! — Истец вынул изо рта сигару и выдохнул клубящееся облако дыма, похожее в темноте на призрак, принимающий странные очертания. — Полагаю, Марри сравнил отпечатки пальцев? Вы присутствовали на маленьком допросе, учиненном им. Скажите, вы заметили, когда наш… покойный друг допустил промах и выдал себя?
— Нет.
Пейдж вдруг понял, что взволнованный вид истца вызван не только потрясением, но и другими эмоциями.
— Марри не был бы самим собой, — несколько сухо произнес истец, — если бы не задавал вопросы-ловушки. Он всегда баловался этим. Я ожидал этого и побаивался, нет, не ловушки, а того, что я что-нибудь забыл. Вы помните его вопрос: «Что такое „Красная книга Аппина“?»
— Да. И вы оба что-то написали.
— Конечно, никакой книги не было. Мне следовало бы поинтересоваться, какую чушь написал мой соперник. Ситуация стала более интригующей, когда Марри с торжественным лицом совы подтвердил, что ответ правильный. И это подтверждение ввергло моего противника почти в панику. Ах, будь все это проклято! — Он замолчал и горящим кончиком сигары начертил в
Пейдж отдал ему фонарь и отступил в сторону. Истец присел на корточки. Наступило долгое молчание, изредка прерываемое невнятным бормотанием. Наконец он встал и медленно подошел к Пейджу, по пути нервно поигрывая выключателем фонарика.
— Друг мой, — отрешенным голосом произнес он, — это не так.
— Что не так?
— Мне очень неприятно говорить это, но я готов поклясться, что этот человек не покончил с собой!
(Примем во внимание гипнотизм его голоса, интуицию и атмосферу сумрачного сада.)
— Почему?
— А вы посмотрели на него внимательно? Тогда подойдите и посмотрите. Разве человек может перерезать себе горло три раза подряд, каждый раз вскрывая яремную вену, ведь после первого разреза он должен уже умереть? Может ли он это сделать? Не знаю… я в этом сомневаюсь. Вспомните, я начинал свою карьеру в цирке. Я никогда не видел ничего подобного… Разве что в случае, когда Барни Пул, лучший дрессировщик запада Миссисипи, не был убит леопардом.
Ночной бриз, блуждавший по лабиринту сада, шевелил розы.
— Где, хотел бы я знать, находится орудие убийства? — продолжал он, играя лучом фонаря по застланной туманом воде. — Вероятно, здесь, в пруду, но я не думаю, что нам следует лезть за ним. Мы в таких делах гораздо больше нуждаемся в полиции, чем нам кажется. Ситуация меняется, и… это меня тревожит, — вздохнул истец, словно делая уступку. — Зачем убивать обманщика?
— Или настоящего наследника, если уж на то пошло, — сказал Пейдж.
Тут у Пейджа возникло ощущение, будто истец пронзительно смотрит на него.
— Вы все еще считаете…
Их прервал звук шагов. От дома кто-то шел к ним. Истец направил луч света на Уэлкина, адвоката, который, насколько помнил Пейдж, ел в столовой сандвичи с рыбным паштетом. Уэлкин, явно очень напуганный, сжимал под жилетом белый листок, словно собирался произносить речь. Затем он передумал.
— Вам лучше вернуться в дом, господа, — сказал он. — Мистер Марри хотел бы вас видеть. Надеюсь, — он зловеще подчеркнул это слово и сурово посмотрел на истца, — надеюсь, никто из вас, господа, не был в доме с тех пор, как это произошло?
Патрик Гор быстро повернулся:
— Не говорите мне, что произошло что-то еще!
— Произошло! — раздраженно произнес Уэлкин. — Похоже, кто-то воспользовался суматохой. В отсутствие мистера Марри кто-то вошел в библиотеку и украл «Дактилограф», в котором было наше единственное доказательство!
Часть вторая
Четверг, 30 июля. Жизнь механической куклы
Затем все замолчали, и, наконец, снова появился Моксон и с довольно виноватой улыбкой произнес:
— Простите, что так неожиданно вас покинул. Моя машина раскапризничалась и взбунтовалась.
Спокойно посмотрев на его левую щеку, разукрашенную четырьмя параллельными кровавыми ссадинами, я спросил:
— А нельзя было подстричь ей когти?