Сохатёнок(Повесть)
Шрифт:
Чубаров бросает Зуде солидный кусок — она честно заработала обед.
Протокол составляют на месте, подписывают все трое. К удивлению председателя, Трухин ставит подпись безоговорочно. Никогда ещё Андрон не расписывался в своём браконьерстве.
— Мне-то что делать? — изнывает бабка.
— Приложи руку, — подаёт карандаш Чубаров.
— Я только крестиком, — предупреждает старуха. — Пойдёт крестик?
— Ставь. — Чубаров обращается к браконьеру: — Андрон Трухин! На основании постановления правительства ты подвергаешься штрафу в положенном размере. Как
— Некогда мне по судам таскаться!
— Так и отметим: в сельсовет, — записывает Чубаров. — Распишись ещё раз.
Не заметно, чтоб Трухин волновался. «Ну что ж, — думает, — сегодня ваша взяла, завтра мой верх. Не в первый раз и не в последний».
— Бросай, Трухин, нечистые дела. — Алексей кладёт протокол в сумку. — Ещё раз попадёшься — тюрьмы не минуешь.
— Не пугай, председатель! — Андрон отпускает собак. — Сделал дело — иди на все четыре. Я могу сесть, а ты — лечь. Тайга большая, молчаливая.
— Это что — угроза? — Синчук вплотную подходит к Трухину. — Правильно я вас понял?
— Не угроза — предупреждение.
— Всё равно. В таком случае, придётся вам явиться в охотинспекцию. Вызов пошлю почтой.
— Некогда мне ездить! — хрипло огрызается Андрон. — И вот што: катись отсюдова, пока собак не натравил!
— Не пугайте, Трухин, не боимся, — сдерживается Синчук. — Чубаров, оформляй дело в суд.
Вот всё как повернулось. Не брякни он лишнее слово, обошёлся бы штрафом. Дёрнул чёрт за язык: «Тайга большая…» Пошёл молоть. Теперь кто что ни сделает — подумают на Андрона. «Ругался, скажут, грозился…» Эхма, голова непутёвая!
Петя с Малышом не знали, что происходило на Андроновом дворе. Увидели, как уходили Чубаров с Синчуком. Бабка Феня за ними — не дождалась чаю.
— Зачем они приходили? — спрашивает Петя брата.
— Не знаю.
— Зачем Зуда прибегала?
— Ничего не знаю, не приставай! Ни про Зуду, ни про Чубарова. Без нас разберутся.
— Ты почему злой?
— Не суйся не в своё дело… Где лоза?
— Лоза? — вспоминает Петя. — Я, понимаешь, сохатёнка мыл. Сам искупался. Вода холо-о-дная!
— «Холо-о-дная»! — сердится Максим. — Когда я тебя к порядку приучу? Оплетать надо, а он купаться вздумал.
— Видишь? — Петя жалуется сохатёнку. — Из-за тебя мне попало. Пошли обратно.
Встреча с Чубаровым испортила настроение Бормашу. Засосало под ложечкой, застучало в голове. Чем больше он думал, тем больше мрачнел, заговаривал сам с собой: «Прижмёт теперь Андроха, не даст проходу. „Вы, скажет, донесли, кто более“. Мда, такое дело…»
Похлебав щей, надвинув на глаза блин-кепчонку, конюх молча отправляется к своим соловым. Идёт мимо Трухиных, а на крыльце как раз покачивается пьяный Андрон. Успел приложиться к бутылке. Заметил Бормаша, манит согнутым пальцем.
— Что, старик, тук-тук? За моё-то добро?
— Никому не говорил, Андроха! — крестится Бормаш. — Истинно слово, как на духу!
— Дорого достался мне тот кусок. — Трухин спускается с крыльца. — Считай, тысячу целковых. Значит, и про лосёнка тук-тук? Говори,
— Что ты, что ты! — трясётся старик. — Хошь побожусь?
— Шкура ты, дед! — Андрон сжимает кулаки. — Как есть шкура! Ну погоди! Попомнишь ты у меня сохатиху! И гадёныши твои вспомянут. За мной не пропадёт…
Бормаш совсем падает духом, начинают слезиться глаза, дрожать губы. «Господи, воля твоя, за что?.. Сохрани и помилуй, господи!..»
— Как хошь, Андроха, а моя правда. И ребятишки — ни-ни! Ни Макса, ни Петруха. Помяни моё слово: никому не сказывал! Подсмотрел кто-нито, не иначе.
— Ты один видел, ты и донёс! — скрипит зубами Андрон. — Из наших никто не стучит. Только вы, пришлые! Ну погодь! Сынок твой не миновал беды, авось и тебя не обойдёт… Иди да помни!
У старика вдруг тяжелеют ноги, он шаркает ими, пылит, проклиная тот день, когда увидел Андрона с сохатихой, тот час, когда согласился взять сохатёнка, проявил слабость.
К вечеру уехал в город Володя Синчук. А через неделю пришла бумажка — Трухина вызывали в охотинспекцию.
Новый загончик правится сохатёнку. Он и выше, и просторней, а главное, безопасней. На загончик зло посматривают Андроновы собаки. Лают и лают, как на лесного зверя. Скорей бы вырастали рога, тогда б он расправился с ними.
Малыш, конечно, не знает, когда у него вырастут рога. А появляются они у сохатых через полтора года. В феврале под кожей поднимаются небольшие бугорки, по-местному — опупки. В конце марта показываются первые молодые рожки — сойки. Это как молочные зубы у человека. Через три года сойки заменяются настоящими рогами — лопатами. Так что не скоро дождётся сохатёнок своего оружия.
С берега Черемной, по каменистой крутизне, поднимается ватага ребятишек. Двоих сохатёнок знает: его спасители, Петруха и Макса — так зовёт их дед Лукьян. За Максой и Петей тянется Славка Первушин, по прозвищу Полжирафа, — сын сельского тракториста. Рядом хромает Чубаров Стась — ребята зовут его Чубарёнком, и Шишкин Лавря, прозванный Плывунцом.
В прошлом году Лавря хотел на спор переплыть Большую протоку. Доплыл до середины, устал, захлебнулся, начал пузыри пускать. Максим Саранин помог ему дотянуть до берега. «Ну и плывунец», — сказал кто-то из ребят. А Лавря сел на траву и заплакал. Не потому, что тонул, а потому, что проспорил красивый ножик с двумя лезвиями.
Славка Первушин лезет между жердинками, приседает на корточки. За ним проползают Стась и Лавря.
— Смотри, все ноги белые! — Стась тянется к сохатёнку. — А почему бинты? Он раненый?
— Ноги сбиты. — Петя разматывает тряпки. — Теперь зажили.
Лосёнку неясно, о чём говорят ребята. Этот длинный, видать, задира. Чубарёнок — добрый, Малыш это заметил в первый день, когда лежал в старом загончике. Лежал, прикрыв усталые глаза, не сразу увидал мальчишку с охапкой травы. Он шёл осторожно, шёл и оглядывался, словно своровал что. А Стась просто нёс траву ему, лосёнку. Малыш решил схитрить: не открывать глаза, не шевелиться. Стась кинул траву в загончик, похромал обратно.