Сокол-1
Шрифт:
В этот день, как обычно, пришли центральные утренние газеты. Развернули их — на первой странице крупным шрифтом набран Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Советского Союза начальствующему составу Красной Армии. За образцовое выполнение боевых заданий на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные при этом отвагу и геройство высокое звание присваивалось майорам Льву Львовичу Шестакову, Юрию Рыкачеву, летчикам полка капитану Михаилу Асташкину, старшим лейтенантам Агею Елохину, Алексею Маланову, Петру Полозу, Алексею Череватенко, лейтенантам Ивану Королеву,
Несколько позже пришел Указ о награждении орденами и медалями других летчиков, а также инженеров, техников, механиков полка.
Золотой дождь наград, внезапно выпавший на полк, был достойной платой за все перенесенные им невзгоды и страдания. Окрыляло сознание, что за его делами пристально следило командование. Каждому думалось, что в разыгравшейся всеобщей трагедии он — маленькая, незаметная песчинка, подхваченная штормовой бурей и влекомая по ее воле только ей одной ведомыми путями. Казалось, кому какое дело до каждой такой песчинки, исчезни она бесследно — никто даже не вспомнит. Ведь какая война идет! Сколько совершается подвигов, о которых никому не известно…
Многие воины полка были удостоены высоких правительственных наград посмертно. В том числе и летчики Михаил Асташкин, Семен Куница, Алексей Маланов, Виталий Топольский, Михаил Шилов — славные соколы, не знавшие страха в борьбе.
Золотые Звезды, ордена и медали от имени Советского правительства вручил в Баку Председатель Президиума Верховного Совета Азербайджанской ССР. Первым к нему пригласили Льва Шестакова. Коренастый, подтянутый, со строгим, по-мужски красивым лицом, на котором отливали голубизной выразительные, широко открытые глаза, он четкой, пружинистой походкой сильного, знающего себе цену человека подошел к Председателю Президиума. Тот крепко пожал ему руку, лично прикрепил к его груди солнечно сверкавшую Золотую Звезду, поздравил, а потом, не сводя глаз с Шестакова, восхищенно сказал:
— Очень много слышал о ваших подвигах, именно таким и представлял вас себе.
Лев смутился, зарделся румянцем. Он впервые слыхал такие слова в свой адрес. Заметив это, председатель, чтобы приободрить его, сказал улыбаясь:
— Наши горцы считают, если сердце к заслуженной похвале не глухо — живет в нем большая сила духа.
И совсем уже по-свойски добавил:
— Так что, Лев Львович, и впредь вам ни пуха, ни пера, как говорят в России.
Осмелев, Шестаков почувствовал себя проще, свободнее:
— Спасибо за награду, за добрые пожелания, а мы уж постараемся дать немцам духу, чтобы от них не осталось ни пера, ни пуха.
Все присутствовавшие в зале — члены Президиума и летчики, инженеры, техники полка — засмеялись. И после этого вся процедура вручения наград проходила в очень теплой, непринужденной обстановке.
Когда вернулись из Баку — в полк прибыл из вышестоящего штаба полковник Яковенко. Высшей почести за воинскую доблесть был удостоен и полк, о чем все узнали, когда Яковенко на общем построении огласил привезенные с собой Указы.
Полк награждался орденом Красного Знамени, преобразовывался в гвардейский.
Родина достойно вознаграждала своих отважных защитников.
Не было
Лейтенант Бровкин, адъютант Шестакова, тиская Погорелого, у которого на груди сверкала новенькая медаль «За боевые заслуги», громко говорил:
— Ну вот, Вася, и ты в свои Семихатки вернешься героем-гвардейцем! Пропали там все девчата!
— Да не в Семихатки, — ответил Вася, — а в Пятихатки. И девчата мне ни к чему. Женат ведь я. Жена с отцом эвакуировались, не знаю, где они сейчас.
— Ну ладно, девчат снимем с повестки дня. А вот насчет хаток… Тут уж извини, подумаешь, одной меньше, одной больше…
В строю заулыбались довольные этой простой, доброй шуткой.
И вдруг все смолкло.
На плац, развеваясь на ветру, выплывало алое гвардейское знамя. Под восторженное «ура-а-а!» Яковенко вручил его Шестакову.
Начался митинг. Верховец первым предоставил слово Герою Советского Союза Юрию Борисовичу Рыкачеву — комиссару эскадрильи, человеку, прошедшему рядом с Шестаковым путь от Ростова-на-Дону до Кировабада.
Юрий Борисович произносил взволнованную, зажигательную речь, не предполагая, что выступает в этом полку в последний раз.
Завершал митинг Шестаков.
— Поклянемся, что мы пронесем это священное знамя до полного разгрома фашизма, под его сенью, не щадя своей крови и самой жизни, будем умножать гвардейскую славу. Пусть это знамя ведет нас от победы к победе, пусть оно станет символом беспредельного мужества и героизма, вдохновляя не только нас, но и наших сыновей, внуков, правнуков.
Лев Львович подошел к гвардейскому знамени, опустился на левое колено, поймал трепетавшее на ветру алое полотнище, прижался к нему губами…
Отныне все дела и помыслы каждого так или иначе связывались с этой самой дорогой сердцу святыней, Каждый будет о ней думать всегда и везде, стремясь не запятнать, не уронить чести авиаторов-гвардейцев.
…Еще через день пришел приказ, взбудораживший весь полк: 69-й истребительный разделялся на два полка. Один из них — возглавляемый Шестаковым — превращался в 9-й гвардейский Краснознаменный Одесский истребительный. Второй — имел номер, но все остальные титулы ему еще предстояло завоевывать. Чести командовать им удостоился недавно назначенный заместителем Шестакова Юрий Борисович Рыкачев. Комиссаром к нему пошел Феодосий Дубковский, комсоргом — Алибек Ваниев.
Подобрать руководящий состав было не столь сложно. А вот из летчиков, инженеров, техников, механиков никто не хотел уходить от Шестакова. Шли к нему целыми группами, писали длинные рапорты-петиции. Лев их понимал. Он и сам вряд ли смог бы уйти из полка, с которым столько связано. Но надо понимать и другое: полк разделяется надвое, чтобы на базе его сформировать две новые равнозначные части. Герои Одессы станут в них цементирующей силой. С этим-то нельзя не считаться.
Шестаков вместе с Верховцом и Никитиным занялись отбором людей. Сразу условились: поскольку они втроем остаются на своих местах, отдать Рыкачеву лучших, на которых он мог бы опереться при работе с пополнением.