Сокол и огонь
Шрифт:
— И что, если мы не сумеем доказать ее невиновность? Ее сожгут?
— Несомненно, — коротко сказал Мэтью. — Ее поместья конфискуют. Оливье получит право передать их в другие руки, на свое усмотрение, а он, несомненно, пожалует их Бернарду. Кроме того, какая-то часть перепадет церкви, и, хорошо зная епископа Ламберта, могу с уверенностью сказать, что уж он-то не преминет погреть на этом деле руки. Так что можешь считать, что он лично заинтересован в том, чтобы Мартину признали виновной. Нам будет очень трудно вытащить ее.
Из
— Я должен идти, — сказал Мэтью. — И ты тоже отправляйся пока домой и молись.
Оставшись один, Торн уставился в темноту невидящим взором, прислушиваясь к службе. Да, надо идти домой и молиться. Он проведет на коленях в часовне всю ночь, как он делал это накануне посвящения в рыцари. Он будет молить Господа указать ему путь к спасению Мартины. Она не может умереть; он не допустит этого. Ведь она теперь частичка его самого, его крови и плоти, их души навек соединены пред Господом. И он любит ее.
Торн вдруг разразился смехом, словно сделал открытие. Ну да, так и есть. Только сейчас он понял, что любит ее. Господи, как он был глуп, отрицая это, делая вид, что это не любовь ведет его по жизни, а что-то другое.
— Я спасу ее. Бог мне поможет! — прошептал он.
На рассвете Торн поднялся с каменного пола, потирая затекшие колени. Теперь он твердо знал, что будет делать.
— Оседлай моего коня, парень, и приведи его сюда, — выйдя на крыльцо, приказал он конюху. — И заодно собери мне чего-нибудь поесть и попить в дорогу. Мне сегодня далеко ехать.
Когда Торн спешился во дворе Харфорда, день уже клонился к закату. Бойс приветствовал его, вынув свой меч из ножен и пожимая при этом плечами, будто извиняясь за вынужденную враждебность.
Торн не стал дожидаться, пока его попросят, и сам сдал оружие.
— Отведи меня к сукину сыну, — сказал он.
Бойс провел его в большой зал и оставил ждать, отправившись на поиски Бернарда.
— Торн! Торн! — Эйлис спрыгнула с колен матери и подбежала к нему. Он подхватил ее на руки, прижал к себе, а затем опустил на пол. Эйлис взяла его за руку и подвела к столу, за которым сидели ее мать и дед.
— Миледи.
Женива кивнула в ответ.
— Сэр.
Годфри не ответил. Подойдя ближе, Торн увидел, что старик сидит на своем высоком стуле, обложенный со всех сторон подушками. Голова его была откинута назад, и Торн не сразу понял, почему он так хмуро глядит на него, прежде чем догадался, что хмурится лишь одна половина его лица, разбитая параличом, а другая была вполне нормальной, и его голубые поблескивающие глаза свидетельствовали о том, что Годфри еще жив. В них сквозила печаль.
— Что с ним? — спросил Торн у Женивы.
Качая головой, она поднесла ложку с кашей ко рту своего немощного отца.
— Уже неделя, как его хватил удар. Ему два раза пускали кровь, но это не помогло.
— Бедный
Глаза барона беспомощно смотрели на внучку.
— Очень трогательно, правда? — загрохотал Бернард, появившись за его спиной.
Торн повернулся, непроизвольно потянувшись правой рукой к поясу, где обычно висел меч. Женива велела Эйлис пойти поиграть, и та убежала вприпрыжку.
Вместе с Бернардом в зал вошли и несколько его людей.
— Обыщи его, — приказал он Бойсу.
— Но он уже отдал мне свой меч…
— Все равно обыщи. Проверь в сапогах. Эти саксонские ублюдки большие хитрецы.
Торн позволил Бойсу ощупать себя, потом сам снял сапоги, показывая, что ничего в них не прячет. Искушение принести с собой кинжал и перерезать Бернарду горло, кинувшись на него с быстротой молнии, было очень велико, но он отдавал себе отчет, что этим не поможет, а только навредит Мартине, так как ее дело уже предано огласке и смерть главного обвинителя от руки ее мужа не принесет ей спасения.
— Эй, женщина! Принеси-ка мне бренди! — заорал Бернард, усаживаясь во главе стола.
Клэр принесла и поставила перед своим хозяином кувшин и кубок. Он грубо притянул ее к себе и похлопал по заду. Она старалась отвести взгляд от Торна, но Бернард взял ее за подбородок двумя пальцами и повернул ее голову так, чтобы она встретилась глазами с Торном.
— Конечно, она не красавица, но бывает иногда очень полезна. — Он положил ладонь на ее маленькую грудь и сжал так, что Клэр поморщилась от боли. — Ты не поверишь, Торн, но она сделает для меня все, о чем ни попросишь. Абсолютно все, без исключения, понимаешь? — Он укусил ее за мочку уха, и слезы брызнули из ее глаз. — Ведь правда, мой зайчик?
— Да, господин, — прошептала она, опустив глаза.
Бернард посмотрел на Торна своими змеиными глазками.
— Но думается, ты уже знаешь о ее безграничной преданности мне, не так ли?
— Вполне, — сухо ответил Торн.
Бернард улыбнулся своей ледяной улыбкой, а затем резко столкнул Клэр с колен, да так сильно, что она упала. Пока она отряхивалась и забивалась обратно в свой уголок, он сказал, не скрывая злорадства:
— Она утверждает, что любит меня. Ты когда-нибудь слышал подобную глупость?
— Вынужден признать, что никогда.
Улыбка Бернарда исчезла так же внезапно, как и появилась. Он налил себе бренди из кувшина и уставился на Торна.
— Так чему я обязан, что ты посетил мой замок, сэр сокольничий?
— Я пришел, чтобы отдать тебе Блэкберн, — с максимальным спокойствием и хладнокровием сказал Торн.
Женива ойкнула. Все — даже парализованный Годфри — повернули головы и смотрели теперь на Торна. Бернард оглядел его, сощурив глаза:
— В обмен на снятие обвинения с твоей жены-ведьмы, как я полагаю… я прав?