Сокол на запястье
Шрифт:
— Черт! — коротко выругался царь. — Что она делает?
«Впадает в боевое безумие!» — захотелось выкрикнуть ему в лицо Бреселиде.
Сама Умма казалась себе прекрасной и грозной. Отбивая сыпавшиеся удары, она остро сожалела, что Ярмес не видит ее. Впервые за последние дни медведица вспомнила о нем без боли и стыда. Ей почему-то казалось, что сейчас волк должен был бы непременно пожалеть о своем бегстве.
— Боги! Да она совсем не держит удар! — с досадой воскликнул Делайс. — Гикая, чем ты гордишься?
— Не знаю, о чем она мечтает! — вспылила
— Смотри, смотри!
В этот миг охотник изловчился и изо всей силы ударил Умму палицей по ребрам. Медведица согнулась пополам. Тупая боль раздавила ее тело, правая сторона онемела в одно мгновение. Даже рукой трудно было пошевелить.
Держать меч в левой девушка не умела, и потому, отшвырнув оружие в сторону, с диким ревом бросилась на врага. Она надеялась сбить его с ног ударом щита, но охотник выставил вперед громадный кулак, который к восхищению публики пробил кожу щита, как детский барабанчик.
Медведица охнуть не успела, как оказалась беззащитной, а ее противник, стряхнув с руки деревянную раму, двинулся к ней, угрожающе подбрасывая палицу.
Девушка испугалась. Она попятилась назад, черпнула задником сандалии песок, споткнулась и со всего размаху грохнулась оземь. Еще секунда, и красноватая грабовая булава опустилась бы ей между глаз. В отчаянии Бера ударила врага ногой в живот, но это было слабой защитой. Охотник взмахнул дубиной.
Слабый свист рассекаемого воздуха царапнул девушку по нервам. Как во сне, она увидела на виске врага расплывающееся красное пятно.
В первый миг медведица не поняла, что случилось, потом вскочила на ноги и склонилась над мертвым телом противника. Она выросла в лесу и слишком хорошо знала, от чего бывают такие дырки в кости. Кто-то стрелял из пращи. Умма быстро пробежала глазами по толпе, но все взгляды были обращены к ней. Ни поспешного движения, ни шума вокруг святотатца, нарушившего судебный поединок. Никто ничего не понял. Никто ничего не заметил. Глошатай громко объявил победу Беры во втором поединке. Как будто она могла прикончить врага ударом сандалии в пах!
— Ума не приложу, что случилось? — пожала плечами Гикая. — Разве от такого пинка умирают?
— Это смотря куда бить, — кивнул Делайс, — и с какой силой.
Бреселида бросила на него недоверчивый взгляд, но царь отвел глаза. Кажется, он что-то заметил. Но, что, «амазонка» сказать не могла.
Дальнейшие поединки разворачивались красочно и быстро. Увидев смерть второго сына, Крайлад бросилась на поле, размахивая кремневым ножом, и сразу получила удар в живот. Она, как птица, хлопнула черными крыльями и повалилась рядом с телами двух мужчин. Сестры-собаки, не дожидаясь смерти, пустились от Уммы наутек по всей сцене. Им свистели, в них бросали чем попало и отталкивали от бортиков, через которые они пытались перелезть.
— Это отвратительно. — Делайс откинулся назад. — Ты не находишь?
Он в упор смотрел на Бреселиду.
— Умма должна пощадить своих врагов, только потому что они так жалки? — спросила та. — Тебе
Красная от натуги Бера в последний раз опустила подобранный ею камень на затылок последней из сестер-собак. Правая рука почти не слушалась девушку, но Бера могла быть довольна: она отомстила за брата. Однако что-то в ее врагах, и в самом поединке было такое, от чего медведица не радовалась победе. Ей казалось, что и над ней самой, и над ее противниками вволю посмеялись. Суд царицы Тиргитао на поверку оказался унижением на глазах чужих людей. Девушка жестоко страдала.
— Не стоит, — сказала ей Бреселида, спустившаяся, чтобы поздравить победительницу.
Но та лишь дернула плечом.
— Ты говорила: царица справедлива.
Сердце меотянки сжалось.
— Зачем было врать? — Умма повернулась к ней спиной и зашагала прочь.
Элак разминал в большой глиняной плошке белила, добавляя к ним по щепотке тертой египетской бирюзы. Юноша наклонился над коробочкой для туалетных принадлежностей и в этот миг что-то легонько стукнуло его по спине. Маленький гладкий камешек отскочил и покатился по плиткам дорожки. Пан обернулся. Сквозь густую листву акации над оградой виднелось чье-то лицо. Элак прищурился и чуть не выронил краски: «Ярмес?»
Волк поманил его рукой.
— Что ты здесь делаешь? — лесной бог с козлиной прытью подскочил к забору.
— Сливы ем. — отозвался нежданный гость. — И косточками плююсь. Ты один?
Пан кивнул.
Ярмес соскочил вниз и протянул юноше руку.
— Хайре, как говорят здесь, в городе.
— Ты откуда?
— Нужна помощь. Не откажешь?
Сатир сглотнул. Теперь волк выглядел совсем не так, как в их первую встречу. Растерянность и подавленное настроение как рукой сняло. Ярмес говорил твердо и, кажется, был уверен в дружелюбии Элака.
— Во всяком случае я тебя не выдам. — сказал юноша, стараясь провести черту между ними.
— Это я знаю, — хмыкнул гость.
— Откуда?
— А то я тебя в кустах над пещерой не заметил! — осклабился волк. — Хотел бы выдать, давно бы уж рассказал хозяйке.
Пан вынужден был согласиться.
— Мне нужно во дворец. — прямо заявил гость.
Элак присвистнул.
— Ты же, небось, с хозяйкой каждый день там трешься.
Лесной бог покачал головой.
— Отказываешь? — со скрытой угрозой в голосе спросил Ярмес.
— Нет, — Элак сломал веточку и посасывал горьковатое молоко. — Ко всему надо подходить с умом. Ты ведь тоже не в шкуре сюда заявился.
Ярмес действительно был одет в серую грубую тунику и кожаный пояс. В таком наряде он походил на грузчика или землекопа. Даже на ногах у него красовались сандалии с деревянной подошвой, хотя было видно, что они ему жмут.
— Что, весь город прошел, а у дворца запнулся? — поддразнил его Элак.
— Стража. — коротко бросил Ярмес. — Я ее не боюсь, но не зная брода… Сам понимаешь. Я думал: ну дом, ну большой. — он развел руками. — Но тут-то оказалось.