Сокол Ясный
Шрифт:
– Такую и в княжий дом отдать не стыдно, – заметил Лютомер. – Ты ешь как следует, дочка. Сейчас пойдем в лес тебе жениха искать.
***
Ратиславля она в этот день так и не увидела. Не доезжая города, Лютомер остановил сани возле оврага. Русло замерзшего ручья, впадавшего в Угру, было почти полностью засыпано снегом, но виднелась тропка, припорошенная последним снегопадом. Он помог Младине выбраться и повел за собой. Она обернулась, еще раз махнула рукой матери, смотревшей ей вслед.
Лютомер шел впереди,
– Вот он, Волчий остров. – Лютомер обвел рукой вокруг. – С одной стороны Угра, с другой ручей. Здесь наша стая издавна обитает. И к городу близко, и все же не очень.
Меж деревьев показалась избушка.
– Тут раньше жила моя бабка Темяна, а теперь живет стрыйка Молигнева, ее дочь, – пояснил Лютомер. – Ты здесь эти дни побудешь.
Он постучал, они вошли, отряхнули снег.
– Явился наконец! – приветствовала их хозяйка, крупная, полная старуха. – Сынки твои уж извылись, я вчера уж взяла метлу, хотела идти разгонять!
– Ничего, недолго им еще тебя беспокоить, – улыбнулся Лютомер. – А разгонять вот кто пойдет! – И подтолкнул вперед Младину.
– Это Лютавина дочка, что ли? – прищурилась старуха.
– Это моя дочка! – Лютомер с гордостью стукнул себя кулаком в грудь.
– А-а, – немного подумав, протянула Молигнева. – Та, которую Лютава унесла тогда… Что, уж протухло Чернавино проклятье?
– Теперь об мою дочку та бабка старая свои гнилые зубы обломает! – заверил Лютомер. – Пусть она нас теперь боится, а нам уж бояться нечего! Садись. – Он кивнул Младине на лавку под окном и снял шапку, расправил волосы, тронутые сединой.
Младина села и сложила руки на коленях. Огляделась: изба была как у Угляны, только чуть побольше. Тоже с очагом, с развешанными пучками сухих трав, с укладками по углам и горшками на полках. В чуровом куту теснились многочисленные резные фигурки.
– Не бойся, – сказала Молигнева, перехватив ее взгляд. – Они знают тебя. Ты ведь здесь-то и родилась.
Старуха не так чтобы взволновалась от приезда девушки: это у матери Младина была одна, а внуков, родных и двоюродных, у Молигневы имелись десятки.
– Точно! – подтвердил Лютомер. – Семислава сюда рожать ушла. Тут ведь как на Том Свете, кто здесь на свет появился, тот вроде как Нави житель и ему Навь повредить не может. Здесь она и жила с тобой, а потом отсюда Лютава тебя унесла.
– Значит, в Ратиславле я и не была никогда?
– Ничего, побываешь. Ну так слушай! – Лютомер сел за стол напротив Младины и уставился на нее, опираясь подбородком на сложенные кисти.
Под его взглядом мало кто не оробел бы. Не сказать чтобы он был особенно грозен, нет. Он был спокоен, но глубок, как само всемирье. С первой встречи в Яви с кровными родичами – Лютавой, Радомером, Лютомером и Семиславой – Младина ощущала одно и то же: готовность выйти в Навь. Все эти люди были что отпертые двери. И что-то в ней происходило, малопонятное ей самой, но ясно ощутимое. Она была как ручей, который наконец добрался до устья и слился с другими такими же
– Лютава рассказала тебе, кто такой Хвалис, – начал Лютомер, и Младина кивнула. – Он был нашим с ней братом по отцу. Его мать – рабыня заморская, и нам он был не ровня, но отец любил его. Из-за него отца и погубили в конце концов. Тот самый дух подсадной из него все силы выпил, стариком до срока сделал. Ты, считай, за деда отомстила, что загнала Хвалиса под седлом до смерти! – Он усмехнулся.
– Я же не знала… – пробормотала Младина.
Могло ли ей в голову прийти на той заснеженной поляне, что перед ней лежит сводный дядя по отцу!
– Она знала, – заверил Лютомер, и Младина поняла, что он имел в виду. В ту ночь она выполняла волю Марены.
– А когда, лет двадцать назад, мы с Хвалисом расставались, то так и поделили: мне Ратиславль и угрянскую землю, а ему – лес. Он меня все волком лесным бранил, пока дома жил, а судьба хитра – пришлось и ему шкуру примерить. Три года он вовсе на четырех лапах бегал, пока чары не избегал… Он был Одинцом, Велесовым Псом, над всеми «волчьими» вожаками старшим. А теперь он мертв, и нужно нового Одинца выбирать.
– Теперь зачем нам нужна здесь ты, – продолжал Лютомер. – У дешняского князя Бранемера много лет детей не было. Лютава с него порчу сняла, и жена его тот час же понесла. И родился у нее сын, Огнесвет. Но как стало ему тринадцать лет, начал он в полнолуние медведем оборачиваться. Как раз в то время он в лес ушел, в стаю, оттого и не знал никто. И в том беда, что если до двадцати одного года он не женится, то медведем станет уже навсегда. Князь Бранемер опять к Лютаве пришел помощи просить, и она обещала ему невесту для сына. Ее Унелада уже тогда была сговорена, и пообещала она Бранемеру в невестки тебя. Срок подходит. Бранемер сына уже три года как не видел. И даже я его не видел. Осенью Бранемер приезжал к сестре, просил, чтобы отыскала ему сына и невесту привела. А она что сделает – и ты, и парень не в укладке же у нее хранились. Бранемер тогда взял и дочь Лютавину умыкнул.
– Унеладу?
– Да. Забрал ее к себе на Десну, на Ладину гору, и живет она там всю зиму в подземелье, как Лада у Кощея. За ней жених приезжал, требовал, а Лютава и отдать ее не может. На Ладин день будет ей срок идти на волю. Но если Бранемер до тех пор сына и невестку не получит, грозит Унеладу себе в жены взять, чтобы новых сыновей родить. А тогда воевать придется… – Лютомер скривился, будто ему предстояло на редкость противное дело. – Так вот, сын его теперь где-то здесь. Он – вожак в своей стае. А все вожаки ко мне призваны, чтобы нового Одинца выбирать. Нынешнюю ночь и еще две, до полнолуния, будут они здесь, на Волчьем острове, собираться. И Огнесвет придет. Только он в лесу другое имя носит…