Сокола видно по полёту
Шрифт:
— Не вдыхай, просто пей залпом. А затем резко выдохни, — сказал он.
Глотку Роберта обожгло, будто он пил жидкий огонь, в животе стало тепло, зато через пару минут мир заискрился яркими красками, а все окружающие показались ему добрыми и милыми. Страх отступил, сердце наполнилось любовью — сейчас он любил всех без разбора, даже Одноглазого Тиметта.
— Прими, Владычица, дар Роберта, сына Джона!
— Ты как? В порядке? — Лицо Торстена забавно искривилось, поплыло, и Роберт беззаботно хмыкнул, кивая. Смешное пятно приблизилось и сказало знакомым голосом, в котором слышалась
Голова кружилась, губы сами собой растягивались в счастливой улыбке, ноги вдруг ослабели и стали непослушными, и Роберт прислонился спиной к дереву, желая сползти вниз и прикорнуть там, свернувшись клубочком, пока всё не закончится. Но Торстен не позволил, завёл его руки за ствол — так, что тело почти распласталось по поверхности, и, крепко удерживая за запястья, дёргал их время от времени, чтобы захмелевший Роберт не забывал произносить слова клятвы:
— Огонь моего очага — твой огонь!
— Тепло моего дома — твоё тепло!
— Жар моего сердца — твой жар!
— Отныне и навсегда! — принял его клятву Огненный брат.
— Отныне и навсегда! — приняло его клятву племя Обгорелых.
Заговорщицки улыбаясь, Роберт подмигнул Тиметту и скомандовал:
— Давай, брат!
— Драконий хер тебе брат, — прорычал тот свирепо.
Но Роберт продолжал бесшабашно ухмыляться.
— Решил сменить имя? Тиметт-Драконий Хер? — пьяно икнул он, и в следующий момент захлебнулся криком, вжатый в дерево раскалённым клеймом.
Плоть горела и дымилась, Тиметт старательно давил и кровожадно скалился, а Роберт бился, словно пришпиленный булавкой кузнечик.
Грай казалось, Роберт кричит уже целую вечность, что ещё немного, и металл прожжёт его тело насквозь, и она не выдержала, ринулась к брату, как выпущенный из арбалета болт, но врезавшись, лишь отбила себе ладони — тот не сдвинулся ни на дюйм, только чуть качнулся от неожиданности. Однако этого было достаточно, чтобы клеймо отлепилось от истерзанной плоти и упало на землю, а сомлевший Роберт осел на крепкие дружеские руки Торстена и сира Бриндена.
Очнулся Роберт под утро, пропустив весь праздник, устроенный в его честь.
— Привет, — сказал он сонной Грай, всю ночь просидевшей у его ложа. — Где это я?
— У Чёрной Рыбы.
Широкий топчан занимал почти всё крохотное помещение, у затянутого бычьим пузырём окна стоял единственный стул. В углу Роберт увидел меч, а рядом на полу дорожный мешок, с которым сир Бринден прибыл в поселение.
— А он сам где?
— Эша вчера увела его с собой. Сказала, что позаботится о нём… Как ты, Роберт? — Увидев, что он пытается приподняться, Грай помогла ему сесть и подложила под спину свой свёрнутый плащ.
Коснувшись перевязанной груди, Роберт тут же отдёрнул руку, потом схватился за голову, сжал её и страдальчески поморщился.
— Дракон спалил мою грудь, потом сел мне на голову и раздавил её, а напоследок ещё и в рот нагадил… — пожаловался он.
Грай нерешительно улыбнулась.
— Ты шутишь, Роберт… это хорошо…
— Ничего хорошего, поверь… Грудь болит, голова трещит. И знаешь, драконья моча не очень-то
— Ночью тебя тошнило. И ещё ты бредил. Но всё наладится! Я поила тебя настоем, который приготовила Силдж. Она сделала тебе повязку вчера, и сегодня уже заходила, трогала твою голову и руки. Сказала, к вечеру жар спадёт, а через неделю ты уже будешь скакать, как молодой олень.
Роберт недоверчиво покосился.
— Так ты говоришь, что дедушка Бринден… не такой уж и дедушка? Может, Силдж и ему что-то дала, чтоб он скакал молодым оленем?
— О, нет, Роберт, что ты! Чёрная Рыба, оказывается, умелый воин, хоть и старик. Торстен заглядывал сюда ночью, когда уже все стали расходиться спать, рассказывал, как они бились на мечах с Хагеном. Хаген хвалился, что в три удара уложит Рыбу, но не смог его одолеть. А под конец Чёрная Рыба ударил его мечом плашмя по затылку, и Хаген зашатался и упал лицом в грязь… и все смеялись. Хаген тоже смеялся… а потом они продолжали пить берёзовый сок и боролись на руках. И вот тогда Хаген победил. Но Тиметт потешался над ним, сказал, что Чёрная Рыба поддался, чтобы Хаген не расплакался…
— Хотел бы я посмотреть, как кто-то навалял Хагену! Получается, всё веселье я пропустил…
— Да, там много было чего интересного. Торстен рассказывал, что Эша не просто так увела к себе Чёрную Рыбу. Они с Морен за него сражались, и Эша победила. Атли решил весной жениться! Улла объявила, что ждёт ребёнка… и все обрадовались. У них со Смэдом давно не получался малыш. Сверр и Шела целовались, я сама видела, когда бегала за настоем к Силдж. И ещё… ещё… — Грай сбилась, отвела глаза, потом глянула на Роберта в смятении и проговорила еле слышно: — И ещё Тиметт поспорил с Ульфом, что ты… что тебе не удастся добыть сумеречного кота.
— Что будет, если я его не принесу? — Роберт нахмурился.
— Торстен сказал, главное, не прийти с пустыми руками. Если не будет кота, надо принести что-нибудь другое…
— Но если я не принесу кота…
— Это плохо, Роберт… очень-очень плохо… Ты не исполнишь приказ вождя. — Голос Грай дрожал. — Но мне всё равно! Я всё равно уйду с тобой! С котом или без кота…
— Я принесу тебе кота, — сказал он.
Грай доверчиво улыбнулась, присела рядом, подобрав под себя ноги, и положила голову Роберту на плечо, стараясь не задеть повязку. Он обнял её одной рукой, поцеловал и прижал ближе.
— Я принесу тебе кота, любимая… Обещаю. В главной септе Чаячьего города я накрою твои плечи плащом из его шкуры…
Грай старалась не подавать вида, насколько ей тревожно. Но отец слышал по ночам тихие всхлипы из-за суконной занавески, и все вокруг видели её заплаканные глаза. Прошла неделя, Роберт уже должен был возвратиться.
Добыча сумеречного кота даже для взрослых охотников таила в себе опасности, и когда Ульф и Ивер наставляли Роберта, пока его рана заживала, делились своим опытом, Грай с благодарностью слушала их в сторонке. Мужчины советовали, куда лучше пойти, чтобы выследить желанный трофей, рассказывали, как установить ловушку, как заманить, а потом убить, не попортив ценную шкуру.