Соколиная книга

Соколкин Сергей Юрьевич

* * *

Бесноватых мутантов немая орававозжигает во тьмематерь-землю мою.И в нее превращаясь,я выстрадал правоза нее – за родную погибнуть в бою.Пыль веков на челочерной птицей садится,обагрив русской славойземное былье.В каждой пяди еекровь златая святится,и могила Христа в каждой пяди ее.И, горстьми зачерпнувэтой вечной основы,я встречаю врагана крылатом коне.Ну а лечь в эту землюи слиться с ней снова,прямо скажем,не самый бесславный конец.25 марта 1994

* * *

Памяти погибшего священникаОбелиск на растоптаннойбратской могилевсе коптит жженым мясомв бесстрастное небо,хоть торжественный прах,торопясь, выносилина просевшие баржии сплавили в небыль.Только помнят подвалы,как кровушку нашусапогами месили, мочой поливали.Как, пустивши на кругпоминальную чашу,в нее рыла свиные себя окунали.Как восставших из тьмыдобивали ногами,повылазили

бесыпод траурным сводом.Но, златые хоругвиспустив пред врагами,Русь Святая на нихне пошла крестным ходом.Лишь в священном дымуоскорбленною теньючерный ангелсверкнул и пропал в одночасье.И груженой баржоюбез благословеньяуплывает Россияна поиски счастья…10 декабря 1993 – 2 февраля 1994

Идет война

Идет война. И Бог уже не выдаст,свинья не съест. И Путин ни при чем…Из дерева одежды шьем на вырости крестимся каленым кирпичом.Идет война. И в землю мы врастаем,роднясь с травой и облаком в реке.Закрой глаза – и в перелетной стаезаговоришь на птичьем языке.Идет война. Любовь давно в разгаре,горячая, нездешняя любовь.Гуляй, душа, – в ударе так в ударе,пока с небес на землю льется кровь.Идет война. И набухают вены.И мальчики рождаются в траве.Теперь мы все немножечко чечены,кто с пулей, кто с Аллахом в голове.1995–1996

Чеченская коррида

Начало

Махмуду ЭсамбаевуНад Грозным тягостная вьюга.В шаманском танце хохоча,смерть втягивает в пляску друга,махнув рукой на палача.И словно год назад в столице —грохочет танком, целя в лоб.И черной птицею садитсяна невостребованный гроб…Для зрелища, стуча копытом,встает коррида в полный рост.По следу крови за убитымдругой ногами бьет в помост.Стан лебединый гнет недобро,дрожит, как струнка,чтобы вмигрукой, как полной яда коброй,врагу всадить точеный клык.К хлысту чеченской длинной воли,мечась на лезвии меча,его душа, дрожа от боли,льнет,кастаньетами звуча.Щелчок. И вывалились бесы,огнем обсыпав каблуки.В белках кровавыхволчья несытьразводит желтые круги.Застыл тореро, хорошея,в отважной дикой красоте.И бычья вытянулась шея,сверкнув рябиной на кусте.Бой кончен,выходя из роли,танцор плащом стирает пот.А по щекам,как струйка крови,слеза горячая течет.20 декабря 1994

Памяти жертв Буденновска

Истории своей не надобно отныненам – русским выродкам,без воли и судьбы…Лишь песня на губах —как мертвый в поле стынет,и матери кричатв предчувствии беды.В Руси отныне ночь —из человечьих месив.И смерть метет косойпо полю спелой лжи.Встает слепой солдат,погибший в Гудермесе,и, руки вытянув,идет по нашу жизнь.О Русь моя,очнись, ответь, кому в угодутвой желторотый сынбыл послан на убой,а царственный дуракубийцам дал свободу,чтобы наемники смеялись над тобой?!А ты, поймав в горах,опять бы их простила,забыв про боль обид,предательства оскал…Над проданной странойплывет свинячье рыло,и шастает во тьме обугленный шакал.И женщины бредутс глазами водянымибесчувственной толпойпо колее войны.В запёкшихся устаходно застряло имя…И верить хочется,что живы их сыны.И что вот-вот придетконец бездарной драке,а вместе с ним конец продажного ворья.И под раскатистые всхлипы вороньяплоть русскуюне будут жрать собаки.Пока же на Русигода кровавой прозыи мертвую страну насилует бандит…Расстрелянный солдат,подставленный под Грозным,лежит, как Крест Святой,и в небеса глядит.Ноябрь 1995

* * *

Николаю Ивановичу ТряпкинуРаскачиваясь,расшатываясь,приседая,вынося головой проливной понос,дорогу у мертвецов узнавая,к России тянусь я —воскресший великоросс.Она жсредь могил разрытых стонети все сползает в омут черных днейс шершавойтеплойбожеской ладони,смотря глазами матери моей.Меня знобиткак пред скончаньем века,зубовный хрустс земли крадется ввысь,мол, на Руси —все меньше человеков,все больше, большесерых русских крыс.И вижу я,как в мусорке смердящейеще живое что-точто-то ест, жует,корявой смертью, злобою ледащейнакачиваявыпавший дряблый живот.И видел я, как девка простаяза доллары отдаваласьи за копейки.Но из мокрой жопищи вылетая,песнь любви свистали канарейки.И снитсявойны мне опухшая морда,что, как сеятель,в похмельной качкепригоршнямиразбрасывает по моргамотработанных русских мальчиков.Обгрызана земля моя,изнасилованаманьяками разными,гадами и безродцами,что сосут ее кровь.Но взбесилась она,черной местьюим под ноги льется…Я ведь добрым рос,нежным, с мягкой душою…Но каждый – варварв неурожайный год.Рот поганого набив землею,буду держать —пока хлебом не прорастет.Шумит океан крови русской.За наминаши деды, впереди —нерожденные дети…Возвращается мамас небесными глазами —по трупам враговкак Пресветлая Дева.Декабрь 1995

* * *

Владимиру

БондаренкоЯ спокоен,я абсолютно спокоен.Только,как у раздавленной псины,в глазах стекленеет слюда…Се – естьсамая наиподлейшая из боен,где подставлен был русский солдат,что живьем еще вмерзв полумертвую тощую почву.Слово «долг» пузыритсяна обгрызанных, нищих губах.И вкогтившись в имперскую землю,родную заочно,он в Россию друзей провожает —в красных,как солдатская клятва, гробах.Он обложен, как волк,что обязан быть чьей-то добычей…Наступать не дают…Значит, кто-то опятьпод лопаткой найдет ржавый нож, —он давно изучил тотразбойничий славный обычай…С голодухи блюет по утрам онот спирта и уполномоченных рож.И гудит в голове,что, в такую войнушку играя,интерес свой имеетползучаякремлевская власть.А Россиюшка-мать,голубица…бабища дрянная —предала,поревела немногои бандитам как есть отдалась…Я иду по Кремлю,вижу Русь подтатарскую вживе.А вокруг пустота.И похмельный туман впереди…Когда мордою в грязьопускают свои и чужие,то своих ненавидишьдо смертного хрипа в груди.На колени, холопы!Молитесь, покуда не в силахвашу мерзкую плотьна убой гнать – заместо коров.Ведь какая же дрянь,разлагаясь, течет в ваших жилах,если к нефти чеченскойприравняли вы русскую кровь?!Я, наверное, плачуна этих всерусских поминках,жаль мне наших старух…Но не жаль мне —других матерей,когда вдруг разрываются миныпод подошвами их сыновей.Что сидят в роддомах,бородатые рожи натуживпромеж белых коленоконемевших беременных баб.И безумный Шамиль,напослед выходящий наружу,на весь мир вырастаетв кавказский крутой баобаб…Сразу в круг стар и млад —под камланья шаманского вопли,словно кровь нашу топчут, —на ножонках кривых копотят.А из «мирного дома»,пока мы разводим тут сопли,замочили еще пару русских ребят.Миру-мир, праху-прах.Молча смотрим на небо,на черный пылающий крест.Мы детей народими, даст Бог, восстановим Державу…И простит нас свинья,и Господь, вероятно, не съест.И «Аллаху Акбару» —слава…Январь 1996

Шестая рота

Памяти русского солдата —комбата Марка Евтюхина,геройски погибшего с 6-й ротой104-го парашютно-десантного полкаОт возмездия банды уходят —сквозь густой улус-кертский туман,словно черные духи природыс гор стекая в ночной Дагестан.Бог не смотрит…Но здесь по приказудесантура вгрызается в тьму.Тьма упряма, густа, непролазна.И расклад – двадцать семь к одному.Десантуру она накрывает,наплывает волна за волной.И душа за душой отлетает, —вместо —ангел становится в строй.Бьются молча,расчетливо,страшно.Слишком близко, —и пушки молчат.Вот сошлись в ножевой – рукопашнойдухи тьмы и последний солдат…Бьются в небе небесные роты.Но и там силам зла нет числа.И Шестаянебесной пехотырота в землю навечно вросла.Божьи дети —под Богом распяты.Торжествует злодейка-судьба…Но с небес слышен голос комбата:– Вызываю огонь на себя!Псков, 76-я Гвардейская десантно-штурмоваядивизия – Москва, 17 ноября 2008

Дикая дивизия

Хану НахичеванскомуРазбрелись,полегли в смутных небесах славяне.И не ведал никто,русский дух – он жив, не жив?..Отличились тогда други-братцы-мусульмане,други-братцы пошли да в Брусиловский прорыв.Австрияк пусть помрет,«накладут в штаны» мадьяры,не должно их тут быть – на Карпатских на горах.Там, где русский – в штыки,горцы там идут – в кинжалы,подчищая грешки…Да простит меня Аллах!Дайте саблей махнуть «дьяволу в мохнатой шапке», —честь семьи отстоять, да за русского царя…Убивали его,но с рукой срасталась шашка,его призрак – врага гнал за реки, за моря.Полусотня орлов тысячу с земли сживала,да в окрошку врага, —чтоб не безобразничал!И ползла на металл плоть живая – ножевая,пулеметный металл замолкал и отступал.Не имеет никто прав сказать, что горец дрался,как обозник какой,да за чьей-нибудь спиной!Ни один не ушел,в подлый плен никто не сдался,даже мертвый боец продолжал свой личный бой…Русский батюшка-царь восхищен был и прославлен,впрочем, речь не о нем,а о том, кто воевал.Каждый третий-второй был к Георгию представлен,каждый первый-второй, всадник или генерал,если б был православным, стать Георгием мечтал.И когда им кресты божьей милостью вручались,заменен был Георгий задвуглавленным орлом.Каждый первый-второй, все от «птички» отказались:– Нам верните джигита, да чтоб с боевым конем!И Георгий взмахнул в небесах своим копьем.Интересна судьба, а история лукава —царь пропал,но в войне «дьяволы» пробили брешь.И у верных престолу, обреченных и кровавых,впереди у героев – был Корниловский мятеж…8 сентября 2008

Русский бомж

Глаз налитой на скомканном лице,разбухшем, словно в луже сигарета.Стоит пальто у церкви на крыльцеи что-то шепчет Богу – с того света.Он тоже был когда-то человек…Имел свой дом и спал под одеялом.И девушка, не поднимая век,его когда-то в губы целовала.Теперь он бомж.И даже теплых слезнет для него в измученном народе.Не подают.И лишь смердячий песк нему без отвращения подходит.Но каждым утром, что уж тут скрывать,он «бабу ждет» и сдержанно воняет…Но каждый разс помойки «эта б…»его метлой поганою сгоняет.Он купит ей цветы, метлу, алмазза три рубля…«Дай бабок», – глухо стонет…И тянет мне в трясущейся ладонисвой налитой и одинокий глаз…1997