Соколиная охота
Шрифт:
– Ты еще спрашиваешь? Ты, которая видела его, еще спрашиваешь? – Татьяна сама кричала, хотя только что запретила это Надежде. – Ведь если не увезти его немедленно из этой страны, он просто умрет здесь, в полной безвестности! Ты не представляешь, что было с ним, когда не было работы! Он маялся, я просто физически чувствовала, что он умирает! Еще немножко, и он начал бы пить! А ты представляешь, что значит алкоголь для его головы!
– Представляю, – еле слышно вымолвила Надежда.
– Он работал, вкладывал в разработку
Ты себе не представляешь, сколько летчиков-испытателей осталось нынче не у дел!
Татьяна отошла в сторону от стола, прихватив с собой пистолет.
– Ответь мне только на один вопрос. – Надежда поглядела в ее абсолютно спокойные глаза. – Он знал?
Павел знает о том, что ты задумала?
– Нет, – Татьяна отвела глаза, – он ничего не знает. Я и сама не знала до тех пор, пока…
– Пока я не нашла документы? – догадалась Надежда. – Только тогда тебе пришла мысль повернуть все по-другому?
– Ты не представляешь, как я его люблю, – твердо сказала Татьяна. – Я знаю, что спасти его можно только так. Его ведь приглашали работать за границу, но эти сволочи сказали мне, что не выпустят его до смерти, – видите ли, слишком во многих секретных разработках он участвовал! А сами торгуют этими секретами направо и налево! Мы уедем, и там его будут лечить. Может быть, даже сделают операцию и он сможет ходить. А если нет – все равно, там жизнь инвалида не ограничена стенами собственного дома!
– А ты уверена, что он, когда узнает, одобрит это? – спросила Надежда.
– Я уверена только в том, что не отступлю. – Татьяна навела пистолет на Надежду. – Ты права, не было никаких бандитов, Алису же я только что вывела из игры. Так что не сомневайся, выдержки у меня хватит.
– А совести? – совсем тихо проговорила Надежда и, не дождавшись ответа, продолжала:
– Ладно, я согласна. Чтобы ты не брала лишний грех на душу. И еще ради Павла.
Она выдвинула ящик кухонного стола и вытащила прикрепленный снизу скотчем конверт.
– Прощай! – Она положила конверт на стол. – Мужу передай, что я желаю ему удачи…
Когда дверь за Татьяной захлопнулась, Надежда опустилась на стул совершенно без сил. Она закрыла лицо руками и просидела так бездумно до тех пор, пока что-то увесистое и мягкое не прыгнуло ей на колени. Кот потерся о ее лицо пушистой щекой и с негодованием отскочил: щека его стала мокрой.
Прошла весна, а следом и лето промелькнуло, как всегда, очень быстро. В начале октября у Сан Саныча был день рождения. Собрались только самые близкие друзья, так и то набралось гостей двенадцать человек, и в крошечной квартирке стало тесно.
Все было отлично: и тесто вовремя поднялось,
Надежда убирала посуду и заваривала чай на кухне.
В голове слегка шумело от усталости и выпитого шампанского. Настроение было отличным.
– «Чуть седой, как серебряный сокол, – запела она тихонько, – он стоит, принимая парад. Сколько стоил ему па-па-па-па…»
– Надежда! – Оказалось, в дверях кухни стоит самый близкий друг мужа Паша Соболев и слушает ее пение. – Надежда, откуда ты знаешь эту песню?
– Что? – переспросила Надежда, чтобы оттянуть время. – Да просто слышала когда-то.
– От кого? – требовательно спрашивал Паша, то есть Павел Петрович Соболев, профессор и доктор технических наук.
– Слушай, ну что ты пристал? – отбивалась Надежда. – Это Вертинского песня, могла же я ее слышать по радио, допустим?
– В принципе могла, – ответил Паша, – но все дело в том, что Вертинский пел эту песню несколько на другой мотив. А так пел ее только один человек – Пашка Грибов, мой тезка и очень старый приятель.
Мы с ним лет пятнадцать назад познакомились в Казахстане на испытаниях.
Надежда сообразила, что Павел Петрович Соболев был разработчиком электронного и навигационного оборудования для самолетов, стало быть, вполне мог знать Грибова.
«Не мир узок, а слой тонок!» – вспомнилась известная поговорка.
– Ну так, Надежда, когда ты видела Грибова? – не отставал Павел Петрович.
– А ты? Ты давно с ним не встречался?
– В том-то и дело, что давно, – вздохнул Паша. – Работа, знаешь, потом командировки… Звонил как-то – телефон не отвечает. А тут с месяц назад в августе проезжаю на машине в районе Парголова и вдруг узнаю – да это же Пашин дом! Дай, думаю, зайду.
Стучу, долго не открывали, выходит наконец мужик какой-то незнакомый, говорит, что знать не знает никаких Грибовых. И чтобы я уходил подобру-поздорову, не то он собаку спустит. А собака-то их, грибовская, Хаттаб! Меня узнал и не лает. Мужик видит, что я и правда знакомый, тогда и говорит, что уехали, мол, Грибовы, а куда – он не знает. И адреса не оставили.
Так скажи, Надежда, что ты про них знаешь?
– Надеюсь, у них все хорошо, – медленно проговорила Надежда, – а больше ни о чем не спрашивай…
– Надежда, брось ты свою посуду! – недовольно сказал ворвавшийся в кухню муж. – Там гости ждут!
Павел, идем!
– Нет, подожди! – заговорил было Павел, но поймал выразительный Надеждин взгляд и ушел.
Надежда выключила кран, вытерла руки и открыла форточку. Со шкафа, из-за коробки из-под кухонного комбайна послышалось чиханье – там Бейсик спасался от слишком любвеобильных гостей. Выглянув вниз, кот убедился, что в кухне нет никого подозрительного, и тяжело спрыгнул на пол.