Соколиная охота
Шрифт:
– У тебя там раллер, что ли? – догадался Виктор.
– Да, надо посмотреть одну вещь, – сказал Мустафа. – Ты спи, теперь мое дежурство.
Виктор хотел ответить, что, мол, ладно, будет он спать, с удовольствием будет, но не успел – уставший мозг, получив разрешение, отключился почти мгновенно.
25. Недалеко от подножия горы Кения
Раз за разом Бальдуччи прокручивал запись, пришедшую с последним пакетом данных. Он ничего не понимал. Такого в экспериментах еще не случалось.
Все показатели, бегущие несколькими столбцами в правой половине экрана, указывали
Этот их недоумок, считающийся главным, дал Координатору антибиотик. Даже сенсоры нейросоединений гнезда не смогли определить состав. Какая-то адская смесь из явно просроченных и частично деградировавших биологически активных соединений.
Идиот! Надо же было додуматься лечить лихорадку Рифт-Вэйли антибиотиками. Где он их, интересно, взял? Не иначе подобрал на какой-то помойке, оставшейся от местных городов.
Хотя откуда он мог знать, что у Координатора окажется аллергия на снадобье и разовьется анафилактический шок? Если быть честным, то и сам Профессор этого не знал. Но на кой черт было давать пацану это просроченное дерьмо?!
Реакция организма была однозначной – падение артериального давления до нуля и мощный отек Квинке. Насыщение крови кислородом стремительно падало – воздух в легкие практически не поступал. Бальдуччи остановил запись трансляции, просматривая данные. Нет, никакой надежды. Только профессиональные реаниматологи и современные препараты могли спасти Координатора от смерти. И то, шансы пятьдесят на пятьдесят, если не меньше.
Вот сердце отказывается биться, срывается на фибрилляции. Координатор что-то бормочет. Откуда у хилого пацана столько сил? «Остановите Церемонию», – вот, что он говорил. Строка перевода слов Координатора медленно ползла внизу. Остальные слова переводчик осилить не смог: слишком неразборчиво они были произнесены.
Что у них там за Церемония? Не нравились Профессору все эти церемонии. Очень уж веяло от них…
Медленное, покадровое воспроизведение дальше. Давление по нулям, сердце наконец бросило попытки возродить тело к жизни, функция почек отсутствует, мозг… вот в мозге активность кипит. Последние мгновения жизни – так всегда бывает. Тем, кому посчастливилось вернуться из этого безвременья, часто рассказывают басни о тоннеле со светом в конце и о блаженном чувстве отделения души от тела. Бред умирающего мозга. Тело Координатора вздрагивает раз за разом. Это агония. Рядом падают в пыль здоровые тела еще четырнадцати человек. Их не отпускает угасающий разум Координатора. Надо же, какое сильное сознание!
Изображение и звук рвутся, экран то темнеет, то становится белым. Отовсюду звуки и шорохи, вокруг какая-то возня. Кто-то что-то громко говорит – слова уже разобрать невозможно – странным булькающим голосом, словно говорящий захлебывается. И наступает тьма.
Сенсоры констатируют смерть носителя. Окончательную и бесповоротную. Другой не бывает. Конец фильма.
Именно так и подумал вчера опечаленный гибелью очень хорошей модели Бальдуччи, когда выключил запись в этом месте. А, как оказалось, зря. В смысле, зря выключил.
Дальше начиналось самое интересное. Программа продолжала настаивать, что физическая оболочка носителя мертва, однако спустя пару минут восстановилось звуковое сопровождение. Бальдуччи слышал, что происходило
Профессор вернул запись к моменту смерти. Активность мозга почти нулевая. Если не присматриваться, то нулевая совсем – редкие единичные сполохи активности коры правого полушария. Все медицинские стандарты позволяют констатировать в таком случае смерть мозга, восстановлению такой размах жизнедеятельности не подлежит.
Может быть, ученые ошибались, считая остановленный и лишенный кровоснабжения мозг мертвым? Но все данные указывают на то, что сохранение информации – памяти, рефлексов – в подобной ситуации невозможно. Нейроны крайне чувствительная штука, они не могут жить без регулярного и сбалансированного питания. И все же, то, что Винченцо видел сейчас на экране коммуникатора, опровергало все существующие на сегодня теории.
Или не опровергало? Крамольная мысль второй раз вылезла на поверхность сознания Профессора. Ее очень хотелось упрятать подальше, слишком уж она не нравилась хозяину. Но факты были перед глазами, прямо на экране, где столбик цифр в правой половине стремительно изменялся от меньшего к большему. И восстанавливались не только физические показатели – активность нейросоединений тоже росла, потихоньку подтягиваясь к исходным значениям.
Такое Бальдуччи уже видел однажды. Лет десять назад, у католиков Вуду. Тогда его звали иначе, фамилию он вспомнить не мог, а имя было Карл. Странно – никакой ностальгии по старым именам он не испытывал. Даже по данному ему от рождения – давно забытому и занесенному в анналы жертв ДТП Анклава Москва.
Вуду. А ведь их религия, облагороженная светлой идеей христианства, которой никто так и не сумел воспользоваться, родилась где-то здесь, в Африканских просторах. Это потом, попав на далекий остров Гаити, колдуны Вуду, назвавшие себя позже хунганами, разработали целую систему, обнаружив ее у христиан и поняв, что систематизированная вера получит куда больше сторонников, чем беспорядочные россказни о духах предков и Сыне Солнца Тому.
Именно так, религия – это система. В ней нет логики, нет смысла. Только чувства и вера. Последовательные учения и ритуалы. То, что дает силу Традициям, что вдыхает в них жизнь и дарует власть. Порождает то, что Профессор не мог принять. Система вызывает резонанс в Верхнем и Нижнем мирах. Человеческие чаяния, надежды и вера дает жизнь богам, порождая неведомые флюктуации в других измерениях Вселенной.
Так вот в тот день, случившийся много лет назад, Профессор присутствовал на обряде Католического Вуду. Попал он туда не случайно, хотя так и могло показаться. Ему было интересно увидеть то, что не получалось познать посредством науки – точного инструмента, позволяющего вгрызаться в саму ткань мироздания, изменять течение времени и создавать новые образы грядущего. Именно наука, а не Традиции.
Теперь он знал, что заблуждался. А тогда… тогда он своими глазами видел, как хунганы, окруженные несколькими мамба, достигли религиозного экстаза, их глаза остекленели, тела, казалось, подчинялись чему-то свыше. Это как раз была ерунда – обычный массовый психоз. А вот результат действа не укладывался в голове до сих пор.