Соколиные перья и зеркало Кощеевны
Шрифт:
— Вы мне угрожаете? — прилагая неимоверные усилия, чтобы ее голос звучал достаточно твердо, спросила, тоже поднимаясь из-за стола, Ева.
Перед глазами, как наяву, стояла картина жуткого подземелья и распятый на стене истерзанный Филипп, но она гнала ее прочь.
— Я предлагаю вам сделку, — начала Карина, твердо убежденная, что неподкупных людей на свете нет.
— Мне ничего от вас не нужно, — поспешила оборвать ее Ева. — Спасибо. Португальским уже позанимались!
— Отдайте перо! — теряя терпение, подалась вперед Карина.
— Попробуйте забрать! — выпалила в ответ
— Пеняйте на себя! — пригрозила Ищеева и вышла, громко хлопнув дверью.
Глава 11. Яхта «Буревестник»
Какое-то время Ева сидела в изнеможении, потом заставила себя собрать распечатки, чувствуя, как усталость отзывается ломотой в мышцах, будто после непомерной физической нагрузки или тяжелой болезни. Ей требовался глоток свежего воздуха. А еще лучше исцеляющие объятья Филиппа.
Она их заслужила. В конце концов, чем она хуже Ксюши, которая не скрывала своего намерения после ужина уединиться с Кириллом, чтобы, так сказать, «отблагодарить». Судя по тому, как горели серо-зеленые плутоватые глаза и топорщились дреды отчаянной металлистки, она сама ждала этого момента с нетерпением. Тем более что Кирилл, узнав, что в комнате у Филиппа будет пустовать койка Вадика, отправив свою команду в райцентр, собирался остаться в лагере на ночь.
Свежести в этот вечер, к счастью, хватало с избытком. После ужина с реки прилетел легкий бриз, воздух напоминал пряный многослойный коктейль из теплых, точно парное молоко, и обдающих бодрящей прохладой ключевой воды пластов. А вот с объятьями обстояло сложнее. Филипп выглядел вялым и будто замороженным. Конечно, день сегодня для всех выдался непростой, а он еще вечером показывал детям какой-то фильм. Но только ли в усталости дело? Что если дурной морок Карины коснулся и его?
— Что с тобой? Она тебе тоже угрожала? — в тревоге спросила Ева, которой, конечно, не удалось утаить от друзей разговор, ей самой сейчас представлявшийся едва ли не наваждением.
Охранники на въезде, как и следовало ожидать, Ищееву не видели. Не через забор же она перелезала?
Филипп на автомате отключил проектор и остальную аппаратуру, потом пригласил Еву на костровую, откуда уже все ушли. Какое-то время он разглядывал проплывавшие над лагерем еще подсвеченные золотистой охрой и лиловой фуксией облака медленно догорающего заката, потом перевел взгляд на лес, откуда уже тянула мохнатые бесформенные лапы поджидавшая своего часа тьма.
— Не следовало тебя впутывать во все это, — проговорил он с усилием, устало и виновато. — Она не успокоится, пока своего не добьется.
— Хочешь сказать, мне следовало ей отдать перо? — отозвалась Ева с укором. — Перечеркнув все, что хранили твои предки, за что столько лет боролись профессор Мудрицкий, дядя Миша Шатунов, два поколения семьи Боровиковых, да и наши с тобой отцы?
— Мне страшно тебя потерять, — признался Филипп, все-таки привлекая Еву к себе и приникая к ее губам поцелуем, в котором сейчас ощущался не огонь, а полынный привкус пепла.
— Мы справимся, — прижалась к нему Ева.
Филипп заметно
— Не хочешь искупаться? Или погонять по трассе на мотоцикле? — предложил он, вплетая в ее волосы цветы чубушника и пытаясь поймать губами кудрявую прядь, выбившуюся из ее прически и упавшую на лицо. — Мне все равно придется сегодня ночевать в актовом зале или на ветке в лесу, — с лукавой улыбкой поделился он. — Ксюша собирается остаться в моей комнате с Кириллом на ночь. Дина такого себе ни разу не позволяла.
— У нее же отряд, — млея от ласк и уже не разбирая, где облетающие лепестки чубушника, где губы Филиппа, вступилась за подруг Ева.
Она слегка перевела дух, глядя куда-то в лесную чащобу и пытаясь представить себе птицу, прикорнувшую в тенистой, но мокрой от росы кроне, положив голову под крыло. Даже на костровой ощущалась поднимавшаяся от земли сырость, да и комары атаковали с кровожадным упоением, прокусывая даже джинсы.
— Насчет ночевки в лесу ничего не посоветую, — начала Ева, стараясь напустить на себя равнодушный вид, но чувствуя, как предательски загораются щеки. — Но, если Ксюша остается с Кириллом, в нашей с ней комнате освобождается одна койка.
Филипп, уже было собравшийся идти куда-то по лесной тропе, резко остановился.
— Ты серьезно? — спросил он выжидающе-нетерпеливо.
Ева кивнула.
Она никогда не мыслила, что обыденная подготовка ко сну может стать частью некоего ритуала, а смена постельного белья превратится в увлекательную игру. Нет, конечно, бабушкин наглый черный котяра, за крутой нрав и независимость прозванный Нелюбом, отвоевывал пододеяльник, раздирая руки до крови. Филипп не обращался, поэтому когтей не выпускал, но в пододеяльник ее просто завернул, а в душ отпустил лишь после угрозы поставить тумбочку между кроватями, хотя сам там до этого плескался, будто имел среди предков водоплавающих птиц.
Что касалось Евы, она не только хотела привести себя в порядок, смыв весь негатив сегодняшнего непростого дня, включая угрозы Карины Ищеевой. Вместе с полотенцем она прихватила комплект кружевного белья и пеньюар, которые мама, помогавшая ей собраться, положила в чемодан на всякий случай, хотя и без особой надежды. «Вдруг встретишь в этом лагере кого-нибудь».
В прошлом году в Португалии комплект пролежал без дела. Ева ко всей этой гламурной мишуре относилась скептически, предпочитая вещи качественные, но натуральные. Сейчас, глянув в зеркало, как ажурные жемчужные раковины бюстгальтера упруго поднимают грудь, а кружево пеньюара то закручивается пеленой метели, то ниспадает пенным водопадом, она почувствовала уверенность. Не хватало только макияжа, но от него Ева отказалась принципиально, ограничившись лишь несколькими каплями любимых духов.