Соколиные перья и зеркало Кощеевны
Шрифт:
Голос Филиппа пока плохо слушался. Приходилось растягивать слоги, делая лишние ударения и отдыхая после каждого слова.
Ева кивнула. Пусть пока верит в то, что говорят родные. Пожалуй, даже хорошо, что он забыл все ужасы, которые его заставила претерпеть безжалостная Карина. Главное, он снова рядом, вернулся, победил всех чудовищ в трех мирах. А славы избавительницы ей не надо. И так Дарья Ильинична смотрит на нее, как на святую.
— А я такой странный сон о тебе видел, — продолжал Филипп, завладев Евиной рукой. — Мы выбирались из подвала,
— Ну надо же! — решила подыграть Ева, чувствуя, что еще немного и сердце у нее, как у пушкинской царицы, просто разорвется от восхищения.
Хотя вроде бы от радости не умирают. Да и вообще, наверное, это неправильно, что она тут сидит, как барыня. Может быть, Филипп проголодался или ему еще что-нибудь нужно. Он же пока даже голову от подушки толком не может поднять. Но так не хотелось отпускать его руку, пусть не такую теплую, как прежде, но живую, готовую ласкать.
В это время в палату в сопровождении Ксюши вошли задержавшиеся внизу Лева и Маша, и на лицо Филипа вернулось озабоченное, почти страдальческое выражение, какое Ева у него помнила со времени разговоров о шаманской болезни. Он узнал кудесника и его жену-Жар-птицу, вместе с которой впервые осознанно поднялся в небо, обретя огненные крылья и ощутив всю их мощь.
— Так это был не сон! — проговорил он, пытаясь подняться.
Ева и подошедший Лева ему не позволили, уложили обратно. Даждьроса предупредила, что ему еще рано совершать резкие движения, если он хочет, чтобы восстановление прошло без осложнений.
— Ты был крут, приятель! — улыбнулся Лева. — Но тебе еще надо свою силу подчинить.
— Отдыхай, брат! — по-сестрински чмокнула Филиппа в щеку Маша. — Небеса немного подождут.
Их вскоре увела Даждьроса, которая что-то выговаривала Леве по поводу небрежения здоровьем. Похоже, после столкновения со Скипером ему требовалось лечение более серьезное, нежели вода из одолень-ключа.
Филипп проникновенно глянул на Еву, будто только увидел. Провел по исцарапанной щеке, поднес к губам ободранные руки с обломанными ногтями, покрывая поцелуями каждую царапину.
— Как же ты решилась проделать такой опасный путь? — со смесью ужаса и восхищения спросил он.
— Ну я же не могла отдать тебя Нави, — наклонилась к нему Ева, запечатлевая на губах поцелуй.
Когда к Филиппу пришли медики, чтобы взять анализы и провести какие-то необходимые процедуры, к Еве подошел отец.
— Ну и перепугались мы, когда эта кикимора тебя раскрыла! — проговорил он, безошибочно отыскивая в волосах неровно обрезанные пряди. — Но ты молодец! Быстро сумела ее приструнить. Я тобой горжусь!
— Так вы все видели? — не поверила своим ушам Ева.
–Только вмешаться не могли, — кивнул отец. — У Даждьросы есть такое особое зеркало. А Мишка Шатунов — врун. Убеждал меня, что у них с Левой все под контролем. Хорошо, что мама и Дарья Ильинична ничего не знают.
Ева с благодарностью обняла отца, кажется, впервые осознав, что она дома, и рядом есть люди, всегда готовые поддержать
Конечно, профессор Павел Иванович из Склифов сам факт такого быстрого выхода из комы с восстановлением основных мозговых функций считал уникальным и только диву давался, недоумевая, куда делась опасная венозная опухоль, которая не могла разойтись за считаные дни. С ним полностью соглашались мама и Дарья Ильинична. Морально готовившиеся в дни тяжелых бдений к худшему, они с трепетом и радостью наблюдавшие за первыми шагами идущего на поправку пациента. Однако Даждьроса, осматривавшая Филиппа не только с помощью приборов, озабоченно хмурилась.
— Такое ощущение, что какой-то след проклятого осколка все еще там остался, — объясняла она, наблюдая за динамикой выздоровления фантастической для простого смертного, но слишком медленной для потомка вещих птиц.
— Или стоит какая-то невидимая преграда, — кивала Маша, безуспешно пытавшаяся поделиться с соколом магией.
— По всем приметам огонь еще теплится, но разгореться ему что-то мешает, — вносил свою лепту Горыныч, огненная природа которого была близка к дару Вещих птиц.
Ева невольно вспоминала, как легко ее любимый заживлял ссадины и порезы, как быстро оправился после удара молнии и невольно соглашалась с целительницей и ее близкими. А разговоры о преграде вызывали в памяти ощущения жесткого хитина, от которого сумел ее избавить Филипп. Неужели теперь ледяной панцирь сковал его?
— Может быть, следовало обработать рану водой из одолень-ключа или прижечь, — беспокоилась она, по десятому разу прокручивая события в узилище.
— Просто Карина задействовала слишком мощное колдовство, — качала головой Даждьроса. — К тому же все травмы твой сокол получил в Среднем мире, где магия действует несколько иначе!
Ева вспомнила жутковатый рассказ Маши о прошлогодних приключениях, во время которых Лева переломал почти все кости, а Иван вообще не менее суток пролежал мертвым. Но все происходило в Нави и на неведомых берегах. Поэтому обоих удалось быстро вернуть и вылечить.
— Зато следы от вроде бы пустяшных царапин после схватки с Кощеем в тоннелях на берегах Сивки у моего отца видны и спустя двадцать лет, — развел руками Лева. — А Скипер на редкость ядовитой тварью во всех мирах оказался, — добавил он, понуро ковыляя на перевязку.
Они с Машей первую неделю тоже провели в клинике, поскольку кудеснику требовалось лечение. Да и Еве после детального обследования, на котором, испугавшись ее измученного вида, настояли мама и Дарья Ильинична, прописали различные укрепляющие процедуры и отдых.
Но если врачебным рекомендациям Ева честно следовала, то отдыхала разве что телом. Ей все время казалось, что она, опьяненная успехом, что-то упустила, что-то сделала не так. Да и просто недостаточно хорошо о любимом заботится.