Соколы Троцкого

Бармин Александр Гаврилович

В другой раз я получил от Тухачевского свою объемистую докладную записку с многочисленными пометками на полях. Посвящена она была сугубо техническим аспектам поставки танков Турции. Оказалось, что пометки, замечания, рекомендации и указания по каждому параграфу были сделаны рукой Ворошилова! Я же полагал, что Тухачевский поручит кому-то из своих подчиненных подготовить мне ответ. Вот до какой степени централизации все дошло. Всякая инициатива, даже на самом высоком уровне, была задавлена. В большинстве случаев и Ворошилов не решался принимать самостоятельное решение, не посоветовавшись со Сталиным.

Однажды возникла проблема с самолетами, которые были ранее поставлены в Персию. Я должен был вынести ее на рассмотрение Тухачевского и Гамарника, поскольку Ворошилов был в отпуске. Вопрос сам по себе имел второстепенное значение.

Самолеты уже были проданы, и сейчас речь шла о поставке некоторых запчастей, на что также требовалось согласие Наркомата обороны. Мои переговоры с двумя военачальниками продолжались две недели, а остро необходимые запчасти тем временем лежали без движения. Проблема заключалась в том, что до возвращения Ворошилова с курорта этот вопрос никто не мог решить. Наконец по моей просьбе Гамарник позвонил в санаторий, но получил ответ адъютанта «Ждите возвращения наркома».

В этот период я часто встречался с двумя старыми друзьями, с которыми познакомился еще в Академии Генштаба – генералами Я. И. Алкснисом и А. И. Геккером. Я часто думаю о их трагических судьбах. Алкснис – известный летчик, установил много воздушных рекордов, стал командующим Военно-Воздушными Силами, которые он практически и создавал. Это был высокоорганизованный человек, сторонник строгой дисциплины. Он часто сам инспектировал летные части, и горе тому летчику, который попадался ему на глаза невыбритым или небрежно одетым. Не потому, что он был просто придирой и педантом, но, как он сам объяснял мне, авиация требует постоянного внимания к деталям. Отсюда и его требования строгой дисциплины. Несмотря на свою прямолинейность, он был хорошим методистом и много сделал для воспитания боевого духа советских летчиков. В том, что сегодня советская авиация является таким мощным оружием, безусловно, есть его большая заслуга. Главком ВВС Алкснис был расстрелян вместе с ближайшими помощниками. Это был страшный удар для авиации, от которого она долго не могла оправиться.

Генерал Геккер в то время был начальником протокола у Ворошилова и отвечал за все контакты с иностранными военными атташе – работа, требующая очень большой тонкости. В нем дипломат оттеснил на второй план солдата. Несколько раз я приглашал его на приемы в честь турецкой и литовской делегаций, с которыми мы вели переговоры о продаже вооружений. Он давал мне полезные характеристики на некоторых участников переговоров, раскрывая некоторые секреты этой специфической отрасли психологии, следил за тем, чтобы я неуклонно соблюдал протокол. Поднимая бокал с тостом, я видел, как он внимательно и с некоторым беспокойством наблюдал за мной. Я чувствовал, что для него я все еще был «Бенджамином» из академии. Хотя уже стал на двенадцать лет старше, но я все еще был самым младшим из тридцати внешторговских президентов. И я его никогда не подводил.

В 1935 году, уезжая в Грецию, я нанес Геккеру прощальный визит. Он только что получил ранг комкора и был одет в расшитую золотом новую военную форму. Эта награда за многолетнюю и безупречную службу, несомненно, была ему приятна. Он попросил меня прислать ему пару метров хорошего золотого шитья для парадной формы, что я с удовольствием выполнил. Это была нетемнеющая позолота. Он получил ее незадолго до своего ареста.

Я хочу привести в этой главе мои воспоминания о последнем съезде Советов, на котором я присутствовал, и о последнем параде Красной Армии, который я видел.

Когда на трибуне съезда, проходившего в Большом Кремлевском дворце, появился Тухачевский, весь зал встал и разразился громовыми аплодисментами. Эта овация отличалась от всех других своей силой и искренностью. Выступление Тухачевского также отличалось от выступлений других ораторов – он ни разу не заглянул в свои записи. Это был стиль старых большевиков той героической эпохи, но после изгнания Троцкого и начала компании по борьбе с уклонистами страх допустить ошибку стал так велик, что практически все стали читать свои заготовленные выступления. Тухачевский был хорошим оратором, и его выступление произвело глубокое впечатление на делегатов. Приведенные им данные о росте численности и совершенствовании вооружения Красной Армии показывали растущую мощь наших вооруженных сил. Его речь была выслушана в полном молчании и с огромным вниманием. Я видел, как Сталин нарочито громко аплодировал Тухачевскому.

Военный парад был для меня последним в ряду этих

великолепных зрелищ, в которых я принимал участие сначала как слушатель военной академии, а потом как зритель. В отсутствие Ворошилова парад принимал исполнявший обязанности наркома Тухачевский. С этим связан один инцидент, который впоследствии приобрел ироническое звучание. Достать пригласительные билеты было исключительно трудно, но я хотел во что бы то ни стало провести на площадь только что прибывшую к нам турецкую военную миссию, чтобы она могла оценить военное могущество Советского Союза. После нескольких неудачных попыток получить билеты мне дали совет, в качестве крайней меры, связаться с Паукером и Воловичем, двумя руководителями ОГПУ, которые отвечали за личную охрану Сталина. Мне было сказано, что там, где должен присутствовать Сталин, они полностью отвечают за состав приглашенных. Я пошел к ним и немедленно получил необходимые билеты. Было очевидно, хотя тогда я об этом не думал, что эта пара держала жизнь Сталина в своих руках. Каждый из них мог легко организовать его устранение. Несмотря на это, в чистке 1938 года обоих обвинили в том, что они готовили покушение на Сталина. На самом деле подлинная причина заключалась в том, что как руководящие сотрудники ОГПУ они вели расследования по делам наиболее важных жертв политических процессов. Далеко не все знают, что вместе с Ягодой в 1938 году были уничтожены почти все руководители отделов ОГПУ. Это было сделано для того, чтобы скрыть правду о том, какими способами были получены «признания». Мертвые – молчат.

Ровно в десять, с первым ударом кремлевских курантов, цокот копыт нарушил напряженную тишину Красной площади, на которой были построены войска. Из ворот Спасской башни верхом выехал Тухачевский. Командующий войсками Московского гарнизона Корк, старый друг и соратник Тухачевского, отдал ему краткий рапорт. Трибуны были заполнены до отказа. Сталин стоял на трибуне Мавзолея, опираясь рукой на гранитную балюстраду. Тухачевский и Корк в сопровождении своих заместителей заняли место рядом с ним, и мимо этих двух обреченных генералов стали проходить парадным строем войска: пехота с примкнутыми штыками, грузовики с установленными на них зенитными орудиями, танки и амфибии. Небо заполнили самолеты, ведомые Алкснисом. Это был зенит славы. Только абсолютный безумец мог предположить, что человек, стоявший на Мавзолее, хранившем останки Ленина, вскоре обвинит в предательстве и будет уничтожать людей, которые создали всю эту мощь и теперь командовали ею.

На Западе широкая публика и многие государственные деятели действительно верили невероятным сообщениям о заговоре советского высшего командования с нацистами против советского режима. Сталин обладает огромными пропагандистскими возможностями по всему миру. Однако проницательные читатели, прочтя в газетах эти безумные обвинения, сразу же задались вопросом о том, что на самом деле скрывается за этими фактами. Спустя два года пакт Сталина-Гитлера дал очевидный ответ на этот вопрос. Этот пакт явился результатом длительных тайных переговоров между Сталиным и нацистами. Сталин сам был виновен в том, в чем он обвинил своих генералов и за что послал их на смерть.

Утверждения о том, что Тухачевский и его группа испытывали какие-то симпатии к Германии, не говоря уже о прямых контактах, что они пытались навязать свою волю советскому правительству и зондировали возможную реакцию немцев, столь же абсурдны, как и сами формальные обвинения. В это могли поверить только те, кто не имеет ни малейшего представления о той роли, которую играют в руководстве армией Ворошилов и Сталин. Вопросы, касающиеся политической ориентации армии, да и любые практические вопросы, даже самые мелкие, могут решаться Гамарником, Тухачевским и даже Ворошиловым только после получения точных и детальных указаний Политбюро, то есть Сталина. Этот порядок соблюдается особенно жестко в тех случаях, когда речь идет о контактах с иностранными государствами, даже в ограниченных технических вопросах. Каждый контракт, предусматривавший военное сотрудничество с заграницей, изучался Политбюро строчка за строчкой не на одном заседании. Вся переписка по этим вопросам жестко контролировалась. Мне, как человеку профессионально работавшему в этой сфере, совершенно ясно, что военные руководители не могли вести переговоров и переписки с представителями иностранных держав без того, чтобы каждое слово не было известно Ворошилову и Сталину.