Сократ
Шрифт:
Сократ, сам будучи принципиально на иных позициях, чем софисты, в споре с Анитом, однако, берет их сторону. И вообще к софистам Сократ относится мягче, терпимее, лояльнее, чем это можно бы было ожидать в свете его отличия от них. Он и раньше не раз признавал высокие достоинства таких софистов, как Протагор, Горгий, Продик, отличая их от софистов типа Фрасимаха и Калликла. Анит же к софистам, которые все для него на одно лицо, относился как аристофановский Стрепсиад. Его угрюмое недоверие вообще ко всем софистам опиралось на давний предрассудок, видевший корни всех зол и неудач в новых веяниях и мудрствованиях.
Сократ, напротив, разоблачал подобный предрассудок, жертвой которого он сам стал.
Однако такие аргументы не доходят до Анита, который с позиций охранительного патриотизма предлагает вообще очистить Афины от софистов. При этом Анит признается, что сам он никогда не имел дела с софистами, попросту говоря, не знает их. Дальнейшая беседа приобретает любопытный оборот:
"Сократ. Так как же ты, милейший, можешь разобраться, что в этом деле есть хорошего и что плохого, если ты вовсе и не знаешь его?
Анит. Легче легкого! Уж в них-то я разбираюсь, каковы они, знаю я их или нет, все равно.
Сократ. Ты, верно, прорицатель, Анит? Ведь из того, что ты сказал, мне не понять, как ты мог разобраться в них иначе" (Там же, 92 с).
На вопрос Сократа, у кого же, если не у софистов, учиться добродетели, Анит ссылается на многих "достойных афинян". Сократ, не отрицая наличие таковых, полагает, однако, что люди, сами доблестные в гражданских делах, в том числе такие знаменитые политики, как Фемистокл, Аристид, Перикл, Фукидид, не были искусны в деле обучения других — и даже собственных сыновей — той добродетели, которой были причастны сами; поэтому они не могут расцениваться в качестве учителей добродетели.
Здесь участие в беседе рассерженного Анита, которому показалось, что Сократ порочит всех афинских политиков, включая и его самого, завершается следующей примечательной угрозой: "Что-то, по-моему, слишком легко поносишь ты людей, Сократ. Если хочешь меня послушаться, я бы советовал тебе поостеречься. Может быть, в другом городе тоже легче делать людям зло, чем добро, а здесь и подавно. Впрочем, я думаю, ты и сам это знаешь" (Там же, 95 а).
Не обращая внимания на эти угрозы, Сократ продолжает, уже без Анита, свою беседу с Меноном, который сумел достойно претерпеть горечь сократовской иронии. Подобное испытание иронией сократовских бесед прошли все те, из кого сформировался с годами кружок постоянных слушателей и собеседников Сократа, преданных ему друзей и учеников. В их числе были Платон, Ксенофонт. Критон, Аполлодор, Антисфен, Аристипп, Федон, Аристодем, Евклид Мегарский, Эсхин, Теэтет, Менексен, Симмий, Кебет, Критобул, Херефонт, Херекрат, Гермоген, Евтидем и другие.
Самым выдающимся в этом ряду был Платон. Его знакомство с Сократом произошло примерно в 407 г. до н. э. и продолжалось до казни учителя. Рассказывали, будто накануне встречи с Платоном Сократу приснился лебедь, который, посидев у него на груди, взлетел с пением ввысь. И когда на следующий день состоялась встреча с юным Платоном, Сократ, вспомнив про сон, восторженно заметил: "Вот мой лебедь!" Лебедь считался священной птицей Аполлона, и Сократ, рассматривавший свое философствование
Любопытна легенда о встрече Сократа с Ксенофонтом, будущим историком и одним из основных, наряду с Платоном, источников наших сведений о сократовских беседах. Как-то разговорившись с незнакомым молодым человеком, Сократ спросил у него, куда следует идти за мукой и маслом. Юный Ксенофонт бойко ответил: на рынок. "А за мудростью и добродетелью?" — поинтересовался Сократ, вызвав удивление юноши, С этого удивления и началась их дружба. "Иди за мною, я покажу!" — пообещал Сократ.
Ксенофонт стал в дальнейшем одним из его внимательных, ревностных и любящих слушателей. Когда Ксенофонт намеревался поступить наемником к Киру, он предварительно обсудил это дело с Сократом. Щекотливость мероприятия состояла в том, что Персия хотя не была в открытой вражде с Афинами, но держалась явно проспартанской позиции. Сократ, твердо придерживавшийся полисного патриотизма, счел неуместным брать на себя решение сомнительного вопроса и отослал Ксенофонта к оракулу Дельфийского храма в надежде, что последний не станет давать в сложившейся обстановке антиафинского прорицания. Ксенофонт, однако, облегчил положение оракула, завуалировав существо своего обращения. Он спросил: "Каким богам должен я принести жертву, чтобы благополучно возвратиться?". В Грецию он вернулся уже после казни Сократа.
Восторженными поклонниками и постоянными спутниками Сократа были юный Аполлодор и будущий основатель кинической школы Антисфен. Последний, живя вне города, ежедневно приходил в Афины послушать Сократа, побеседовать с ним. С той же целью еще более дальний путь из Мегар проделывал Евклид, будущий глава мегарской школы философии. А во время афино-мегарской войны, когда мегарянам было запрещено посещать Афины, Евклиду случалось пробираться к Сократу даже в женской одежде.
Федон из Элиды был выкуплен из рабства при активном содействии Сократа. Между ними установилась очень тесная дружба. Позже Федон у себя на родине основал элидскую философскую школу.
Старая дружба связывала Сократа с Критоном, чей сын Критобул тоже был принят в сократовский круг.
Впрочем, в дружеских отношениях Сократ находился со всеми своими постоянными собеседниками-"учениками". Особо восторженные его почитатели стали даже внешне подражать ему. Так, Антисфен щеголял в худом плаще, а Аристодем стал ходить босиком. Видимо, такое подражательство приобрело заметный размах, раз уж Аристофан счел уместным заметить в своих "Птицах":
Лакедемоном бредили афиняне, Не мылись и не брились, Бородатыми Сократами расхаживали с палками.Упоминание Аристофаном Лакедемона (Спарты) было намеком на сократовскую критику богатства и роскоши, на его призывы к воздержанности в еде, питье, одежде, словом, ко всему тому, что внешне больше подходило к спартанскому, а не афинскому образу жизни.
Считая воздержание от чувственных удовольствий и обуздание страстей необходимой предпосылкой всякой добродетели, Сократ уделял обсуждению этого предмета со своими друзьями-"учениками" большое внимание. Кстати сказать, сократовские беседы на данную тему лишены проспартанских мотивов. Наиболее обстоятельно о воздержании Сократ беседовал с Аристиппом, приверженцем принципа удовольствия. Свою собственную аргументацию Сократ в упомянутой беседе дополнил назидательным мифологическим рассказом софиста Продика о Геракле на перепутьи.