Сократ
Шрифт:
Проводя "аналогию между значением выступления Канта и значением Сократа для своего времени", [126] Кафка отмечает их уничтожающую критику наличных догм. И лишь после их критики стало возможным построение на образовавшихся развалинах систематического здания философии: в античности Платоном и Аристотелем, а в новое время — Фихте, Шеллингом и Гегелем.
С неокантианских позиций интерпретировал вклад Сократа и Платона в историю философии государства и права и Эрих Кассирер. Он отмечает роль Сократа (понятие как средство философского исследования, связь разума и права, критика софистов и т. д.) для идеализма Платона и его политико-правовой философии. В этом сократовско-платоновском подходе Эрих Кассирер видит истоки философского обоснования — в кантианском духе ("из условий самосознания") — идеи правового государства и "современного понятия свободы". [127]
126
Ibid., S. 10.
127
Cassirer Erich. Natur- und Volkerrecht im Lichte der Geschichte und der systematischen Philosophie. B., 1919, S. 6, 11–12, 27, 53.
Известный
128
Jaeger W. Humanistische Reden und Vortrage. 2. Aufl. 1960, S. 102. Под "этосом" здесь имеются в виду нрав, нравственность, этика.
В этой связи Ягер замечает, что именно Платон, этот обновитель греческой государственной этики, верно понял и развил мысли Сократа. В некоторых других сократических школах, пишет он, закон государства был заменен естественной нормой, которая стала трактоваться в сократовском смысле как "добро". Эта естественная этика представляет собой специфически греческую форму нравственного индивидуализма. Но сам Сократ, подчеркивал Ягер, думал и вел себя по-другому, он не сбежал из тюрьмы, и законы для него, как в дальнейшем и для Платона, были высшей нормой.
Фундаментальная духовная и нравственная ценность сократовско-платоновского и в целом древнегреческого наследия в области философской, этической и политико-правовой мысли настойчиво подчеркивается и тщательно исследуется представителями различных направлений христианской идеологии XX в. Показательно в этой связи суждение немецкого теолога К. Леезе: "Симбиоз греческого наследия и христианства стал духовной судьбой Европы". [129] Причем в поисках путей выхода христианской идеологии из кризисного состояния особое внимание, как и прежде, уделяется интерпретации в религиозном духе воззрений наиболее влиятельных античных мыслителей, в числе которых традиционно фигурируют Сократ, Платон и Аристотель. Нередко их воззрения, во многом существенно различные и даже противоположные, обозначаются единым понятием "платонизм" в широком смысле слова. [130]
129
Leese K. Die Krisis und Wende des christlichen Geistes. B., 1932, S. 7.
130
Liebmann O. Zur Analysis der Wirklichkeit. Strasburg, 1900, S. 326; Hessen J. Platonismus und Prophetismus. Munchen; Basel, 1955, S. 11.
Так, И. Гессен, подразумевая под "платонизмом" идеи Сократа, Платона и других греческих мыслителей, а под "профетизмом" — библейские воззрения, писал: "Платонизм и профетизм представляют собой высшие духовные ценности человечества. Они являются выдающимися вехами на пути человечества к становлению человека, к преодолению демонического и звериного в человеке". [131]
Социально-политические и правовые аспекты воззрений Сократа и других древнегреческих мыслителей обстоятельно освещаются в ряде работ, написанных с позиций современной католической философии и политологии. [132] При этом со ссылкой на древнегреческие политические идеи и доктрину Фомы Аквинского настойчиво подчеркивается мысль о необходимости "сделать бога исходным пунктом политической науки", чтобы очистить политику от зла и дьявольского начала. [133]
131
Hessen J. Op. cit., S. 9.
132
Schmolz F.-M. Zerstorung und Rekonstruktion der politischen Ethik. Munchen, 1963, S. 106–116; Der Mensch in der politischen Institution/Hrsg. von F.-M. Schmolz. Wien, 1964; Voegelin E. Die neue Wissenschaft der Politik. Munchen, 1959, S. 14 u. f.
133
Schmolz F.-M. Op. cit., S. 106–107.
В духе неотомистской интерпретации сократовско-платоновской идеи о боге как мере всех вещей Э. Фогелин в поисках "новой науки о политике" отмечает, что "наука о рациональном поведении людей в обществе" предполагает, что "все подчиненные и частичные целеполагания будут тянуться к высшей цели, к общему благу, т. е. к порядку существования путем ориентации на "незримую меру" божественного бытия". [134]
С
134
Voegelin E. Op. cit., S. 14.
135
Demof A Polis und Imperium.- In: Der Mensch in politischen Institution, S. 17, 19.
136
Ibid., S. 17. Под "политейей" здесь имеется в виду сочетание искусства политика со знанием философа — в духе сократовско-платоновских воззрений.
Формирование такого понимания философии, согласно Демпфу, связано с Сократом и его попытками помочь преодолению общественного кризиса в Афинах. "Сократ, — пишет он, — имеет очень точную параллель с Кантом, который тоже хотел ввести религиозную веру вместо церковной веры. Именно это сделал уже Сократ". [137] Даймоняй Сократа, по Демпфу, и есть совесть, в соответствии с которой телос (цель, предназначение) человека свободен и должен осуществляться свободно — в индивидуальной и социальной этике. "Вместе с духовной душой Сократ одновременно открыл естественное право и естественную теологию, поскольку они не могут быть разделены". [138]
137
Ibid.
138
Ibid.
В дальнейшем, отмечает Демпф, сократовская правовая и политическая теология была фундаментально преобразована Платоном в "действительно рациональную теологию", сыгравшую выдающуюся роль для обоснования христианской концепции "универсалистской истории духа" и "священной империи". [139]
Свой исторический обзор Демпф заключает утверждением о том, будто антитеологическая философия государства, идущая от энциклопедистов и просветителей, не сделала ни шага вперед далее идеализма, этой "философии свободы". [140] Ее возрождению как раз и призвана содействовать проводимая Демпфом теологизация взглядов Сократа и Платона.
139
Ibid., S. 17–18.
140
Ibid., S. 19.
Своеобразна всемирно-историческая роль Сократа в экзистенциалистской трактовке К. Ясперса. Время возникновения философской веры, становления философии и мировых религий в Индии, Китае, Персии, Палестине, Древней Греции (около VIII–II вв. до н. э.) Ясперс определяет как "осевое время", сделавшее возможным — в результате борьбы логоса против мифа и одухотворения человеческого бытия — саму нашу историю, общую для всего человечества. Одним из великих деятелей этого "осевого времени" и является Сократ, которого Ясперс называет наряду с Буддой, Конфуцием и Христом, "авторитетным человеком" общечеловеческой истории. [141] Своей жизненной и философской позицией, своей "экзистенцией", Сократ рационализировал и просветил человеческое бытие с его хрупкостью, бессмысленностью и абсурдом, продемонстрировав тем самым авторитетный пример обращения с "пограничными ситуациями", пример их "проживания", когда перед человеком, освободившимся от мифа, встают "последние вопросы". И сократовский скептицизм, по Ясперсу, не обессмысливает жизнь, как полагал Нищие, а, напротив, осмысливает ее. Кстати, на это же обстоятельство в свое время обратил внимание уже Д. С. Милль, заметивший, что "лучше быть недовольным Сократом, чем довольной свиньей".
141
Jaspers K. Die grossen Philosophen. Munchen, 1957, Bd. 1, S. 104–105.
В кругу сократовского воздействия, пишет Ясперс, имеет место свободное самоубеждение, а не признание и исповедание. Здесь возможна дружба в движении истинного, а не секта по вере. "В ясном свете человечески возможного Сократ встречается с другим на равном уровне. Он не хочет апостольства. Поэтому он еще и пытается нейтрализовать через самоиронию превосходство своей сущности". [142]
По поводу осуждения Сократа Ясперс отмечает, что при надлежащей защите он мог бы легко спастись. Но он заносчиво насмехался над судьями. Не захотел он избежать казни и возможным побегом. Он не проявил никакой готовности соблюдать неписаные правила общежития. Сократ как бы сам выхлопотал свою смерть, он ее хотел; это было "не юридическое убийство, а юридическое самоубийство". [143]
142
Ibid., S. 127.
143
Ibid., S. 114.