Сокровенное сказание. Сокровенное сказание Монголов. Монгольская хроника 1240 г.. Монгольский обыденный изборник.

Автор неизвестен

[«Вот мы сошлись с тобою. Будем же друзьями. Сделавшись снова второю оглоблей у меня, ужели снова будешь мыслить инако со мною? Объединившись ныне, будем приводить в память забывшегося из нас, будить – заспавшегося. Как ни расходились наши пути, всегда все же был ты счастливым, священным другом моим. В дни поистине смертных битв болел ты за меня и сердцем и душой. Как ни инако мыслили мы, но в дни жестоких боев ты страдал за меня всем сердцем. Напомню, когда это было. Во-первых, ты оказал мне услугу во время битвы с Кереитами при Харахалджит-элетах, послав предупредить меня о распоряжениях (перед боем) Ван-хана; во-вторых, ты оказал мне услугу, образно уведомив меня о том, как ты напугал наймана, умерщвляя словом, убивая ртом».]

§ 201. Когда эти слова передали Чжамухе, он ответил так:

«Некогда в юные дни, В счастливом Чжубур-хорхонаке, Братство свое мы скрепили. Трапезе общей вовек не свариться, Клятвам

взаимным вовек не забыться! Помнишь одним одеялом с тобой Ночью мы дружно делились. Нас разлучили завистники злые, Подлые слуги коварно поссорили. Думал потом в Одиночестве я: «Мы же от сердца ведь клятвы твердили!» Другу в глаза я не мог посмотреть – Жег меня теплый очей его взгляд, Будто бы к сдернутой коже с лица Кто беспощадный рукою коснулся. Думал я: «Клятвой ведь мы незабвенной клялись!» Будто мне кожу содрали с лица, Жег меня взгляд проницательных глаз, Глаз Темучжина правдивых. Ныне пожалуй меня государь: В путь проводи поскорее, В путь невозвратно далекий. Я и в дни дружбы с тобою не смог Все же как должно сдружиться. Ныне ж, народы окрест замирив, Всех чужедальних к себе ты склонил. Ханский престол присудили тебе. Что тебе ныне от дружбы моей, – Мир пред тобою склонился! Только ведь сны твои в темную ночь Буду напрасно тревожить. Только ведь думы твои белым днем Я утруждать буду даром. Вошью на шее я стал у тебя Или колючкой в подкладке. Велеречива жена у меня. Дальше анды своей мыслью стремясь, Стал я обузой для друга. Ныне ведь в целой вселенной прошла, С краю до края везде пронеслась Слава об наших с тобой именах. Мудрая мать у анды моего, Младшие ж братья и витязи с виду И с просвещенным умом. Семьдесят три на конях орлука. Служат в дружине твоей. Вот чем, анда, ты меня превзошел. Я ж с малых лет сиротой, Даже без братьев остался. Сказывать были жена мастерица. Верных друзей я не встретил. Вот почему побежден я андой, Взысканным милостью неба. Если меня ты пожалуешь, друг, Если меня поскорей ты отправишь, Сердце тогда ты свое, о мой друг, Сердце свое успокоишь. Если казнишь, то казни ты меня Лишь без пролития крови. Смертным забудусь я сном. Мертвые ж кости в Высокой Земле Будут потомкам потомков, твоих Благословеньем во веки. Ныне же весь я молитва. Был одинок от рождения я. Счастьем анды, одаренного всем, Я побежден и раздавлен. Этих последних речей моих вы, – Буду просить – не забудьте. Утром и вечером их вы всегда В память мою повторите. Ныне ж скорей отпустите меня! Вот вам ответ мой последний».

[«В далекой юности, на урочище Хорхонах-джубур, в ту пору, когда братались мы с ханом, другой моим, ели мы пищу, которой не свариться, говорили речи, которым не забыться, делились одним одеялом. Но вот подстрекнули нас противники, науськали двоедушные, и мы навсегда разошлись. „Мы ж говорили друг другу задушевные речи!“ – думал я, и будто бы кожу содрали с темного лица моего, я не терпел к нему прикосновенья, я не мог выносить горячего взгляда хана, анды моего. „Говорили друг другу незабвенные слова!“ – думал я, и будто бы содрана была кожа с моего кроваво-красного лица, я не мог выносить правдивого взгляда проницательного друга моего. Ныне, хан мой, анда, ты милостиво призываешь меня к дружбе. Но ведь не сдружился же я с тобою тогда, когда было время сдружиться. А теперь, друг, теперь ты замирил все окрестные царства, ты объединил разноплеменные народы, тебе присудили и царский престол. К чему ж тебе дружба моя, когда перед тобою весь мир? Ведь я буду сниться тебе в сновидениях темных ночей; ведь я буду тяготить твою мысль среди белого дня. Я ведь стал вошью у тебя за воротом или колючкой в подоле. Болтлива больно старуха у меня, и в тягость я стал, стремясь мыслью дальше анды. Теперь по всему свету разнеслась слава наших имен, от восхода до захода солнца. У друга моего – умная мать, сам он – витязь от роду; братья – с талантами; да

стало у тебя в дружине 73 орлюка – 73 мерина: вот чем ты победил меня. А я, я остался круглым сиротой, с одной лишь женой, которая у меня сказительница старины. Вот почему ты победил меня. Сделай же милость, анда, поскорей „проводи“ меня, и ты успокоишь свое сердце. Если можно, мой друг, то, предавая меня смерти, казни бея пролития крови. Когда буду лежать мертвым, то и в земле, Высокой Матери нашей, бездыханный мой прах во веки веков будет покровителем твоего потомства. Молитвенно обещаю это. Моя жизнь одинока с самого рождения, и вот я подавлен Великим Духом (Счастливым Духом) многосемейного друга моего. Не забывайте же сказанных мною слов, вспоминайте иповторяйте их и вечером и утром. Ныне поскорей отпустите меня».]

Выслушав эти слова, Чингис-хан сказал: «Как ни различны были наши пути, но не слышно было, как будто бы, ни об оскорбительных, речах моего друга-анды, ни о покушениях на самую жизнь. И мог бы человек исправиться, да вот не хочет. Гадали уж о предании его смерти, но жребьем то не показано. Человек же он высокого пути. Не должно посягать на его жизнь без основательной причины. Пожалуй что, выставьте ему вот какую причину. Скажите ему: «Друг Чжамуха, а помнишь ли ты, как некогда загнал меня в Цзереново ущелье и навел тогда на, меня ужас? Ты тогда несправедливо и коварно поднял брань по делу о взаимном угоне табуна между Чжочи-Дармалой и Тайчаром. Ты напал, и мы бились в урочище Далан-бальчжут. А теперь – скажите – ты не хочешь принять ни предложенной тебе дружбы, ни пощады твоей жизни. В таком случае да позволено будет тебе умереть без пролития крови. Так скажите ему и, позволив ему умереть без пролития крови, не бросайте на позорище его праха, но с подобающей почестью предайте погребению». Тогда предали смерти Чжамуху и погребли его прах, «подняли кости его».

§ 202. Когда он направил на путь истинный народы, живущие за войлочными стенами, то в год Барса (1206) составился сейм, и собрались у истоков реки Онона. Здесь воздвигли девятибунчужное белое знамя и нарекли ханом – Чингис-хана. Тут же и Мухалия нарекли Го-ваном. И тут же повелел он Чжебею выступить в поход для преследования Найманского Кучулук-хана. По завершении устройства Монгольского государства, Чингис-хан соизволил сказать: «Я хочу высказать свое благоволение и пожаловать нойонами-тысячниками над составляемыми тысячами тех людей, которые потрудились вместе со мною в созидании государства». И нарек он и поставил нойонами-тысячниками нижепоименованных девяносто и пять нойонов-тысячников:

1) Мунлик-эциге;

2) Боорчу;

3) Mухали Го-ван;

4) Хорчи;

5) Илугай;

6) Чжурчедай;

7) Хунан;

8) Хубилай;

9) Чжельме;

10) Туге;

11) Дегай;

12) Толоан;

13) Онгур;

14) Чулгетай;

15) Борохул;

16) Шиги-Хутуху;

17) Гучу;

18) Кокочу;

19) Хоргосун;

20) Хуилдар;

21) Шилугай;

22) Чжетай;

23) Тахай;

24) Цаган-Гова;

25) Алак;

26) Сорхан-Шира;

27) Булган;

28) Харачар;

29) Коко-Цос;

30) Суйкету;

31) Наяа;

32) Чжунсу;

33) Гучугур;

34) Бала;

35) 0ронартай;

36) Даир;

37) Муге;

38) Бучжир;

39) Мунгуур;

40) Долоадай;

41) Боген;

42) Худус;

43) Марал;

44) Чжебке;

45) Юрухан;

46) Коко;

47) Чжебе;

48) Удутай;

49) Бала-черби;

50) Кете;

51) Субеетай;

52) Мунко;

53) Халчжа;

54) Хурчахус;

55) Гоуги;

56) Бадай;

57) Кишлык;

58) Кетай;

59) Чаурхай;

60) Унгиран;

61) Тогон-Темур;

62) Мегету;

63) Хадаан;

64) Мороха;

65) Дори-Буха;

66) Идухадай;

67) Ширахул;

68) Давун;

69) Тамачи;

70) Хауран;

71) Алчи;

72) Тобсаха;

73) Tyнгуйдай;

74) Тобуха;

75) Ачжинай;

76) Туйгегер;

77) Сечавур;

78) Чжедер;

79) Олар-гурген;

80) Кинкиядай;

81) Буха-гурген;

82) Курил,

83) Ашихгурген;

84) Хадайт-гурген;

85) Чигу-гурген;

86) Алчи-гурген;

87-89 (три тысячника на три тысячи икиресов);

90) Онгудский Алахушдигитхури-гурген и

91-95) (пять тысячников на пять тысяч Онгудцев).

Всего таким образом, Чингис-хан назначил девяносто пять (95) нойонов-твсячников из Монгольского народа, не считая в этом числе таковых же из Лесных народов.

§ 203. Однако в этом числе полагаются и ханские зятья. Учредив тысячи и назначив нойонов-тысячников, тут же Чингис-хан повелеть соизволил: «Пусть позовут ко мне нойонов Боорчи, Мухали и других, которых я намерен пожаловать за особые заслуги!» В юрте же оказался при этом случае один Шиги-Хутуху. Чингис-хан и говорит ему: «Сходи, позови!» Тогда Шиги-Хутуху ответил: «А эти Боорчу с Мухалием и прочие

Больше кого потрудились, Больше кого заслужили они? Чем же и я недостоин награды? В чем недостаточно я послужил?

* * *

Кажется, я с колыбели Вот до такой бороды Рос у тебя за порогом высоким И своего никогда не помыслил,

* * *

Помню в штаны еще крошкой пускал, Но уж стоял у тебя за порогом златым. Вот и усами закрылись уста – Разве роптал на усталость когда?