Сокровенное таинство
Шрифт:
– Если бы моя смерть могла сослужить добрую службу и спасти Фиделиса, – промолвил брат Хумилис, – я умер бы счастливым. Но меня страшит то, что моя кончина, которая наступит так скоро, может лишь усугубить его тревоги и страдания. Если бы я только мог унести с собой в иной мир все, что его гнетет, я сделал бы это с радостью. Упаси Господи, чтобы его постигли несчастье и позор после всего, что он совершил ради меня.
– Если будет на то Господня воля, – сказал Кадфаэль, – никто не причинит ему зла. Я вроде бы и знаю, что нужно делать, но покуда не могу сообразить, как этого достичь. Видит Бог, я пребываю во мраке. Однако положимся
Болезненная улыбка скользнула по лицу Хумилиса, которое тут же вновь стало серьезным.
– Насчет трясины ты точно сказал, – произнес он слабым голосом, – я и есть то самое болото, которое затянуло Фиделиса, и теперь ему нужно как-то выбраться. Воистину, мне стоило бы носить не французское, а английское имя. Ведь в моих жилах более половины саксонской крови, а на добром саксонском наречии Годфрид Мареско как раз и значит Годфрид Болотный. Это ведь мой дед да батюшка стали писать свое имя на французский манер, чтобы не слишком выделяться среди чистокровных нормандцев. Впрочем, теперь это уже не имеет значения, ибо врата небесные одни для всех, без различия племен и сословий.
Некоторое время Хумилис лежал молча, словно собираясь с мыслями и приберегая силы, чтобы продолжить разговор. Наконец он твердо сказал:
– Но есть у меня и еще одно желание. Прежде чем я навеки закрою глаза, мне хотелось бы снова взглянуть на манор Сэлтон, где я впервые увидел свет. И я очень хотел бы взять с собой Фиделиса, чтобы побывать там вместе с ним. Мне следовало бы попросить об этом раньше, но, возможно, и сейчас еще есть время. Сэлтон всего в нескольких милях отсюда, вверх по реке. Может быть, ты поговоришь от моего имени с отцом аббатом и попросишь его об этой милости?
Брат Кадфаэль посмотрел на него с сомнением и тревогой.
– Но ведь ты не сможешь ехать верхом, это несомненно. Да и какой бы способ мы ни измыслили, чтобы доставить тебя туда, боюсь, это путешествие будет стоить тебе последних сил.
– Полно, Кадфаэль, если потраченные усилия и сократят отпущенное мне время на несколько часов, разве это не стоит счастья повидать те края, что я знавал в детстве? Попроси за меня, Кадфаэль.
– Можно, конечно, водой отправиться, – отозвался травник не без колебаний, – но река-то какая – сплошные петли да повороты. Такой путь тоже не будет слишком легким. К тому же Северн обмелел – тебе потребуется лодочник, который знает все отмели и течения.
– Да неужели ты не найдешь такого? Я сам, помню, мальчонкой не вылезал из реки – и нырял с обрыва, и рыбу удил, – плавать научился, наверное, раньше, чем ходить. В Шрусбери, надо думать, многие с детства привычны к воде, и наверняка есть такие, кто знает реку вдоль и поперек.
Что верно, то верно, такие знатоки имелись, и Кадфаэль был знаком с лучшим из них. Во всем, что касалось Северна, этому человеку не было равных – он помнил каждый островок, каждую излучину, каждую мель, и в любое время мог безошибочно предсказать, где будет выброшен на берег любой попавший в воду предмет. Имя этого малого было Мадог, но многие знали его под прозвищем Ловец Утопленников. Когда в горах Уэльса, далеко в верховьях реки, таяли снега и Северн выходил из берегов, немало семей, потерявших своих
Мадог не обижался на свое прозвище, хотя главными его занятиями были перевоз и рыбная ловля. Ведь утопленники нуждаются в христианском погребении, и кому-то все равно надо их вылавливать. Так почему бы и не ему, если у него это получается лучше, чем у кого бы то ни было? Если ты помогаешь ближнему упокоиться с миром, этим можно только гордиться. Брат Кадфаэль уже много лет знал этого человека – такого же, как и он сам, немолодого, немногословного валлийца, не раз обращался к нему за помощью и никогда не встречал отказа.
– Даже по нынешнему мелководью, – задумчиво пробормотал монах, – Мадог сумел бы провести лодку от реки вверх по ручью и подогнать ее поближе к аббатству, боюсь только, обратно ей не пройти. Осядет скорлупка – вас ведь там трое будет: сам лодочник, ты, да еще Фиделис в придачу. Но можно вот что придумать – до самого мельничного пруда ручей довольно глубокий, плотина не дает ему обмелеть. Если бы Мадог подогнал свой ялик к пруду, мы могли бы сплести из прутьев носилки и отнести тебя к мельнице…
– Дотуда я и пешком могу дойти, – решительно заявил Хумилис.
– Будь осмотрительнее, – возразил Кадфаэль, – побереги силы, они тебе в Сэлтоне пригодятся.
Травник заметил, что бледное лице Хумилиса слегка порозовело: сама мысль о возможности повидать любимые с детства края, далее если и придется распрощаться с жизнью там, где она началась, придала больному бодрости.
– Кто знает, может, эта поездка пойдет тебе на пользу, – вздохнул Кадфаэль.
– Так ты замолвишь словечко отцу аббату?
– Непременно, – пообещал травник, – как только вернется Фиделис, я тут же отправлюсь к отцу Радульфусу.
– Скажи ему, что время не терпит, – промолвил Хумилис и странно улыбнулся.
Аббат Радульфус, как всегда внимательный и серьезный, выслушал Кадфаэля и задумался, не торопясь дать ответ. За окном обшитых темными деревянными панелями аббатских покоев, пробиваясь сквозь пелену облаков, нещадно палило жаркое, похожее на раскаленную докрасна сковороду, солнце. Стоял такой зной, что розы успевали и распуститься, и осыпаться за одни сутки.
– А хватит ли у него сил, чтобы вынести этот путь? – спросил наконец аббат. – И не слишком ли тяжкое бремя мы возлагаем на брата Фиделиса, ведь ему придется взять на себя ответственность за больного на все это время.
– Именно то, что силы брата Хумилиса убывают день ото дня, и заставляет поторопиться, – сказал Кадфаэль, – Если уж вообще организовывать эту поездку, то только сейчас – медлить нельзя. Брат Хумилис верно говорит, что это не может существенно повлиять на то, сколько ему осталось жить, – несколькими днями больше, несколькими меньше, вот и вся разница. Что же касается брата Фиделиса, этот юноша добровольно возложил на себя все тяготы забот о друге, никогда не уклонялся от них, и сейчас, безусловно, останется верен себе. А если Мадог возьмется их отвезти, они попадут в надежные руки. Никто не знает реки лучше него, и он заслуживает всяческого доверия.