Сокровища Аба-Туры
Шрифт:
Федор слушал лопотанье воды, неустанно бегущей, спешащей в бессонном и вечном своем движении туда, к Кузнецку. И мысли его текли и спешили вместе с водой и подобно ей — плавно и обтекаемо, не останавливаясь, не задерживаясь ни на миг. Только мысли эти быстрее и стремительней любого течения. Они были
Он живо представил себе окутанный сумерками острог, сторожевых, негромко переговаривающихся в шалашах и на башнях, скрип дверей, чей-то смех, звяканье железа, кашель — те разные, живые, идущие от людей звуки, что создают невнятный, сплошной гуд, висящий над любым городищем. И ему с новой силой захотелось поскорее оказаться там, посреди всех этих привычных звуков и знакомых запахов, от которых он уже успел отвыкнуть и которые стал было уже за последние месяцы забывать.
Почему-то именно этот негромкий, но внятный и настойчивый вечерний гул укладывающегося спать городища и вспомнился сейчас казаку. Как-то примет его Кузнецк не одного? Уходил сам-друг, а вернется с невестой…
«А ведь она нехрещеная, — осторожно шевельнулась в нем опасливая, сразу отрезвляющая мысль. — Как бы воевода с попом не взбеленились. Попа еще можно задобрить штофом сивухи, а как подступиться к воеводе? Вот же закавыка…»
Федор попытался отогнать от себя эту
«Да плюнь ты на обчество, на пересуды их! — рассердился на себя Федор. — Смерти не страшишься, сплетен испугался. Что тебе до них? Люди что собаки. Кто не в лад им зашевелился — они в брех. С упоеньем лают на того, кто себя чем-нито выказал. Побрешут, побрешут и смолкнут. И опять ждут: кто там еще высунется, кого еще облаять? Пить-есть забудут, дай им только языки почесать. Главное тут — не дразнить их, не выказывать себя, делать свое дело молча. Попривыкнут — уймутся. А там, глядишь, за то же, за что грызли тебя, еще и хвалить зачнут. На то они и люди…»
Кинэ неожиданно резко вздрогнула, словно мысли Федора кольнули ее. Девушка искоса пристально посмотрела на него сбоку. Каким-то своим, женским необъяснимым чутьем, с которым не может сравняться и изощренный самый ум, Кинэ поняла, что Федор в мыслях своих сейчас далеко от нее, где-то там, в загадочной своей Аба-Туре. И стало ей тревожно и одиноко, она затаилась в себе. И нечто вроде ревности не к человеку даже, а к неведомому ей, всесильному божеству, имя которому Город, Аба-Тура, сжало ей сердце. Она с тоской взглянула Федору в глаза. И он все понял без слов.
— Ты его не бойся, — со странной какой-то жалеющей нежностью вздохнул Федор. — Он добрый, Кузнецк наш. Он тебе поглянется. Вы друг друга полюбите…
КОНЕЦ