Сокровища капитана Ермакова. Тетрадь вторая
Шрифт:
— Протопоп Аввакум сидел в этой башне? — спросил Дик Сэнд.
Русский капитан утвердительно кивнул головой и не без труда вспомнил ещё несколько строк из старинной рукописи… «Посем привезли в Братский острог и в тюрьму кинули, соломки дали. И сидел до Филиппова поста в студёной бане…»
Пока они осматривали башню, небо начало светлеть.
— Любезные друзья, пора возвращаться в библиотеку. Ведь наши читатели скоро проснутся, и возможны нежелательные для нас встречи, — с сожалением произнёс Гулливер, взглянув на циферблат своего брегета в форме луковицы.
— А мсье петух пропоёт своё ку-ка-ре-ку, —
Тут для всех стало ясно, что клада они уже не найдут. Все капитаны не скрывали своего огорчения, и только Мюнхаузен не терял весёлого расположения духа.
— Идея! — произнёс барон. — Мы остаёмся здесь, в Братске. Найдём какую-нибудь школьную библиотеку, незаметно встанем на книжные полки, а после захода солнца, когда часы пробьют семь, снова сойдём со страниц и продолжим поиски сокровища!
Эта мысль всем очень понравилась.
В предрассветной мгле капитаны выскользнули из городского парка под самым носом у дремавшей сторожихи.
И не успела заняться заря, как члены клуба уже карабкались по пожарной лестнице на крышу нового школьного здания. Для бывалых моряков не представляло особого труда проникнуть на чердак и оттуда проложить курс к библиотеке.
Спустившись по лестнице, они свернули в длинный коридор, стараясь не шуметь и прижимаясь к стенам. В конце коридора светилось единственное окно. Его стёкла уже розовели. Приближалось утро.
И вдруг капитан корвета остановился перед дверью, украшенной мраморной дощечкой:
— Отдать якорь! — скомандовал Василий Фёдорович. — Мы, кажется, у цели!
Капитаны вбежали в просторное помещение и застыли в большом волнении перед портретом старого моряка в форме капитана торгового флота.
Сомнений не было — это и был капитан Ермаков. И действительно, под портретом в застеклённой рамке красовалось его подлинное завещание. Председатель клуба подошёл ближе и прочитал вслух: «Я, капитан дальнего плавания Иван Петрович Ермаков, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, завещаю свои сокровища, собранные на протяжении всей моей жизни, той школе моего родного города, где больше всего юных моряков и путешественников».
Что же это были за сокровища?
Выдолбленная из цельного ствола дерева индейская пирога, бивни слона, моржовые клыки, праздничный убор шамана, малайские карнавальные маски, разные идолы с далёких островоз, пёстрые кенте жителей Ганы и сари индийцев. На стене было развешено оружие — копья, луки, стрелы, бумеранги, щиты из кожи носорога, кривые турецкие ятаганы и абордажные топоры.
Большая стеклянная витрина была заполнена старинными монетами многих стран. Здесь были цехины, дублоны, талеры, пиастры, луидоры,
Но знаменитые капитаны — не школьники. Вся эта драгоценная коллекция не привлекла их особого внимания: подобные предметы им часто попадались на страницах романов.
Они были поражены другим — выстроенной вдоль окон флотилией. На высоких подставках стояли модели прославленных кораблей. Здесь были увековечены шлюпы «Мирный» и «Восток», на которых русские мореплаватели Беллинсгаузен и Лазарев открыли Антарктиду, корабль Беринга «Святой Пётр», проложивший курс через Берингов пролив.
А на самом большом постаменте возвышались рядышком три судна: «Святой Михаил», «Три святителя», «Симеон и Анна». Это были корабли экспедиции Григория Шелихова, основателя русских поселений на Аляске.
Следом за кораблями, на которых были совершены великие географические открытия русских мореплавателей, продолжали свой рейс в школьном музее всем известные советские корабли. Ледокол «Сибиряков» — он первым прошёл по Великому Северному пути, вдоль берегов Сибири, за одну навигацию.
Ледокол «Красин», совершивший героический рейс в Арктику для спасения итальянской экспедиции Умберто Нобиле.
Атомоход «Ленин» — флагман советского ледокольного флота. Мирный атом движет этот гигант по морям, не угрожая ни воде, ни воздуху и ничему живому на земле.
Капитаны молча любовались моделью могучего атомохода. Тишину прервал взволнованный голос Артура Грэя:
— Самое драгоценное сокровище капитана Ермакова — эти корабли!… Он оставил будущим морякам и путешественникам замечательное наследство!…
— Я готов расцеловать мадам Аглаю Петровну. Это она, только она, перед затоплением старинного Братска всё увезла сюда и свято выполнила волю своего покойного брата! — с чувством сказал Тартарен. — Мерси ей от всех мореплавателей!…
— Выходит, дело обошлось без нас, — подвёл итог Немо. — Но я нисколько не жалею о нашем путешествии. Я лично узнал столько нового.
С ним все были согласны. Капитаны жалели только о том, что тайна этого путешествия никогда не будет раскрыта и вахтенный журнал не будет никем прочитан, кроме членов Клуба знаменитых капитанов. Их размышления прервал звонкий крик петуха. Нельзя было терять ни секунды.
Капитан корвета бросился к витрине кружка юных художников и быстро отколол один рисунок — «Фрегат «Паллада» в открытом море». Этот рисунок был довольно точно перерисован с переплёта последнего издания книги Ивана Александровича Гончарова «Фрегат «Паллада».
Насколько нам известно, в истории морских путешествий не было подобного случая, как похищение из музея рисунка ученика четвёртого класса «Б» Шурика Кузнецова, но, увы, у капитанов не было другого выхода.
Василий Фёдорович быстро отдавал команды: