Сокровища Кряжа Подлунного
Шрифт:
— Ронский, слушает, — хриплым со сна голосом проговорил он, поднимая трубку.
На экране аппарата возник сначала силуэт, а потом четкое изображение широкого в кости мужчины неопределенного возраста с сильно загоревшим, точно покрытым темным лаком лицом. Глаза его скрывали толстые стекла очков в черепаховой оправе. Над ободками стекол курчавились лохматые черные брови. Одет он был в низко надвинутую на лоб соломенную шляпу и светлый парусиновый костюм.
Ронский готов был поклясться, что никогда до сих пор не встречал этого мужчину, тем не менее его внезапный собеседник
— Орест Эрастович, прошу извинить, что я вас потревожил в столь ранний час. Моя фамилия Павлов Василий Иванович, инженер-геолог. Я только что с рудников. Виделся там с академиком Булавиным, он просил кое-что срочно передать вам. Кроме того, я близкий друг Владимира Георгиевича Дюкова. Должен огорчить вас — у Владимира Георгиевича большая неприятность. Какая? Нет, по телевизофону — это долго и не совсем удобно. У меня есть к вам, Орест Эрастович, деловое предложение: до начала работы еще более двух часов, если вы сейчас подъедете к закусочной, что у Дмитриевского бора, мы с вами обо всем переговорим. Жду вас за левым от входа в закусочную столиком. Хорошо?
Ронский знал, что человек на другом конце провода бессовестно лжет, лжет в каждом своем слове, однако, сделал вид, что поверил, и согласился на встречу.
Закончив разговор, он несколько минут подумал, снова подошел к телевизофону, набрал номер, дождавшись ответа, произнес несколько фраз…
Орест Эрастович уже не один день ожидал этого звонка, но сейчас с трудом сдерживал волнение. Он понимал, что сегодня, буквально в ближайшие часы, должен будет положить голову в пасть хищному зверю, и в его, хотя и бурной, но все же довольно размеренной и устоявшейся жизни могут произойти большие перемены. К лучшему или к худшему будут эти перемены, да и сохранится ли сама его жизнь после встречи с этим человеком — ничего этого Ронский не знал и все это не могло не тревожить его глубочайшим образом.
Охваченный этими тревожными мыслями, Ронский внешне спокойно собирался на решающее в его жизни свидание. Понимая значение этой встречи и подсознательно стремясь в самый ответственный в своей судьбе день быть в наилучшем виде, Орест Эрастович одевался с особой тщательностью. Он надел свой любимый светло-серый костюм, шелковую рубашку оливкового цвета, заботливо повязал неяркий, но все же достаточно броский галстук. Стального цвета туфли и легкая замшевая шляпа дополнили его наряд.
Внимательно оглядев себя в зеркало, Орест Эрастович остался доволен своей внешностью и вызвал такси.
…Новый знакомый, как и обещал, поджидал его. При появлении Ронского, Павлов приветливо двинулся ему навстречу, энергично встряхнул руку и подвел к столику, на котором уже стоял обильный завтрак и бутылка сухого молдавского вина.
Ронский с интересом осматривал незнакомое ему помещение. Расположенная на оживленной автомобильной дороге закусочная пользовалась широкой известностью у шоферов и пассажиров междугородних автобусов. Обычно здесь царило оживление, но в этот ранний час закусочная еще пустовала. Только у самого дальнего столика, уставленного бутылками кефира и клубившимися паром сосисками,
Вглядевшись внимательнее, Ронский заметил в этой группе знакомые ярко-синие глаза на добродушном широком лице и выбившиеся из-под кепки пышные светлые волосы.
Увидев так близко от себя Алексея Петровича Лобова, Ронский испытал радостное успокоение.
— А я только-только из автобуса, — разливая вино по бокалам, сыпал частой скороговоркой Павлов, — и сразу же к вам позвонил. Виктор Васильевич Булавин просил немедленно передать…
— Как он там на рудниках, Виктор Васильевич? — спросил Ронский, стремясь хоть на несколько мгновений оттянуть неизбежное, что должно было прозвучать в их разговоре.
Павлов, похрустывая свежим салатом, начал рассказывать о встречах с академиком на рудниках. Ронский слушал, поражаясь собственной выдержке. Скрипнула входная дверь, выпуская компанию командировочных. Вместе с ними удалился Лобов, закусочная опустела.
— Но все это не так уж важно, — неожиданно оборвал свой рассказ Павлов. Он посмотрел по сторонам и, убедившись, что они с Ронским одни, полусонная буфетчица не обращает на них ни малейшего внимания, закончил:
— Гораздо важнее то, что вы, Орест Эрастович, уже продолжительное время очень активно сотрудничаете с одной из иностранных разведок.
— Позвольте, — отшатнулся Ронский.
— Чего же позволять? — резко перебил его Павлов. — Вы, Орест Эрастович, информировали художника Дюкова, который является иностранным агентом, о некоторых интимных подробностях жизни профессора Стогова. Мало того, вы ввели Дюкова в дом Стогова, а Дюков, действуя по заданию иностранного разведцентра, похитил Стогова и, отравив своего сообщника — уголовника, инсценировал смерть профессора и пожар в его доме от несчастного случая. К счастью для вас, ему удалась эта инсценировка. Иначе вы не были бы сейчас на свободе.
— Но… — неуверенно начал Ронский.
— Не перебивайте! — возвысил голос Павлов. — Когда я говорю, я привык, чтобы меня слушали.
— Так вот! — продолжал Павлов в прежнем обличительном тоне. — Чудом избежав тяжелого обвинения, вы не порвали своих связей с иностранной разведкой Вы, Орест Эрастович, несколько раз встречались с художником Дюковым и выбалтывали ему совершенно секретные сведения о положении на важнейшей стройке Вы сообщили Дюкову о предполагаемой поездке академика Булавина на рудники. Воспользовавшись этим сообщением, Дюков похитил Булавина так же, как и Стогова.
Ронский вновь попытался что-то возразить, но Павлов, как и раньше, не позволил перебивать себя.
— Сейчас, к вашему сведению, — Павлов сделал многозначительную паузу, — Дюков арестован. Вполне естественно, что он назовет на следствии имя своего главного сообщника, наводчика и информатора, то есть ваше имя, Орест Эрастович. Вы достаточно сообразительны, чтобы трезво оценить последствия такого признания Дюкова для вас.
Павлов вновь выдержал паузу, как бы давая Ронскому возможность обдумать его слова, и продолжал, чуть приглушив голос: