Сокровища
Шрифт:
Супруги Хабровичи застали своих детей в кухне. Сидя в пижамах за столом, они ели фрукты.
У папы и мамы камень свалился с сердца, и они как-то совсем не обратили внимание на странное обстоятельство: почему-то дети ели персики, пользуясь ножом и вилкой. Родителям было не до таких мелочей, главное, дети живые и здоровые, вот они, ничего с ними не случилось.
У мамы непедагогично вырвалось:
— Неужели вы никуда не выходили?
— Выходили, — честно призналась дочка. — На небольшую прогулку. С Хабром. Ни на миллиметр от нас не отходил.
— И
Какие-то неясные подозрения зародились в душе отца, но он сказал не то, что собирался:
— Мне пришло в голову… Пришло мне в голову… что вы очень бросаетесь тут в глаза, очень уж у вас светлые волосы. Так что в случае чего… Таких светловолосых тут нет.
— А я видел одного рыжего арабчонка! — возразил Павлик. — Ну, правда, темно-рыжего и вдобавок кучерявого.
— Вот именно, — настаивал на своём отец. — Так что в случае чего…
— …в случае чего, если мы будем лезть куда не положено, на нас сразу обратят внимание, — потеряла терпение Яночка, закончив за отца фразу. — Ты это хотел сказать?
— Это! — обрадовался пан Роман. — И ещё что-то… Что же я такое ещё хотел сказать? Ага, я тоже проголодался! Не мешало бы перекусить.
Брат с сестрой сразу вскочили со стульев, освобождая место родителям.
— Садитесь! Мы уже поели!
— Наконец-то можно вымыть руки! — недовольно пробурчал Павлик, когда они с сестрой получили возможность добраться до ванной. — Как ты думаешь, не занесли мы в рот какой заразы?
— Да нет, ведь к персикам руками не прикасались. Мой как следует! И ноги тоже.
— Кажется мне, эти воры воруют друг у друга, — говорил Павлик сестре на следующее утро. — Похоже, наш домушник припрятал для себя вещи Кавалькевича и частным образом продал тому типу, в сараюшке. Тебе не кажется? Делалось все втайне, под покровом ночной темноты, с глазу на глаз.
— И я так думаю, — согласилась сестра. — Скрыл от шайки. А может, состоит в одной шайке с этим самым, из сараюшки.
— Ему он продал немного, а где остальное украденное? Из-за беготни этого кривого вора туда-сюда все в голове перепуталось. А у тебя?
— А мне кажется, дело было так: сначала побежал домой, там бросил пиджак с оторванным карманом и поел, потом помчался в каменоломню, в пещере припрятал украденную вещь, наверное, этого из сараюшки не застал, бегал по всему городу в поисках его, отыскал, ну и продал ему вещи, мы сами видели. Тут все понятно. Меня интересует пещера, там Хабр что-то учуял, надо бы проверить.
— Дети, я отправляюсь в гости к пани Островской, — сказала мама, заглянув в комнату Яночки. — Вернусь к обеду. Хотите ехать со мной?
— Нет, мы пойдём прогуляться в другую сторону, — ответила Яночка, не дав Павлику и слова произнести. — Ключ от калитки мы оставим под камнем во дворе пана Кавалькевича. Ладно?
— Хорошо, под вторым камнем слева.
— Ты что придумала? — поинтересовался Павлик, когда мать скрылась за калиткой. Яночка потащила брата в ванную.
— Скорей намочи волосы тёплой водой! Закручу на бигуди, станешь
— Спятила! — ужаснулся брат.
— И вовсе нет! Быстрей! Сейчас все тебе объясню, когда стану накручивать на бигуди.
И не давая брату опомниться, силой подставила его голову под струю ещё тёплой воды. Ошарашенный Павлик не сопротивлялся. А сестра распоряжалась:
— Вытри полотенцем, но немножко, не досуха. И садись на табуретку. Они правы: мы очень бросаемся в глаза, надо что-то сделать с волосами.
Сбегав в спальню родителей, Яночка вернулась с бигудями и, накручивая на них светлые пряди шевелюры Павлика, принялась объяснять:
— В первую очередь тебя надо завить, не бойся, посидишь с полчасика на солнце, завьются и высохнут. Долго не продержутся, но нам хватит и на полдня. А свои волосы я заплету во множество косичек, как делают тут девчонки. Но это ещё не все. Нам надо перекраситься в чёрный цвет, ведь все местные дети чёрные. Для этого очень подойдёт та краска, что мама купила на суку. А когда ты станешь чёрным и кудрявым, будешь выглядеть как…
— …как идиот! — докончил Павлик.
— А тебе не все равно? Я тоже жертвую собой, но ради лампы на все пойду!
— И ты думаешь, достаточно перекраситься, чтобы нас приняли за арабчат?
— Нет, конечно, надо будет и одеться соответственно. Я надену мамину юбку, ту самую, в красные цветы, немного подверну, будет как раз до пят. А тебе придётся вместо шортов влезть в длинные брюки…
— Спятить можно!
— …и ту ярко-жёлтую рубашку, что мы купили для пляжа. Но и это ещё не все. Придётся ещё покрасить в чёрный цвет брови и ресницы. Тоже неважно, если ненадолго хватит, главное, чтобы вот сейчас, когда отправимся в город, нас могли издали принять за арабских детей, чтобы внимания на нас не обращали, чтобы по пятам не ходили. А если кто станет приглядываться — удерём!
Сестра почти убедила Павлика в необходимости перекраски и переодевания, он даже стал жалеть о том, что, к сожалению, нельзя заодно перекрасить и глаза. Голубые здесь вообще не встречаются, у арабских детей только чёрные, большие и красивые. Ну да ладно, если кто станет приглядываться, глаза можно и зажмурить. И сбежать!
— Может, имеет смысл надеть тёмные очки? — внёс Павлик рациональное предложение.
— Ты встречал хоть одного арабчонка в тёмных очках? — возразила сестра. — Взрослые ходят, а вот детей я в очках не видела.
— И надо купить пластмассовые яркие сандалеты! — внёс следующее рациональное предложение Павлик. — Как их отец называл?
— Кажется, шамбалы. Ты прав, наши тоже будут бросаться в глаза. Но не отправимся же сейчас их покупать? Впрочем, пока будем сохнуть, я подумаю, может, перекрасим наши в голубой цвет, станут похожи на пластиковые.
— Лучше давай покрасим их в красный, у матери есть лак для ногтей.
— Ты что! Знаешь, как она им дорожит! Да и не смоешь его потом. Нет, лучше тоже покрасить краской, купленной на здешнем суку, мама ведь голубую тоже купила. В случае чего ещё купит.