Сокровище антиквара
Шрифт:
— Никак это не может быть связано с нападением, — повторил майор. — Наган — это совершенно другое. Один ретивый дурак… — он спохватился, замолчал, махнул рукой. Ну да, честь мундира берег, обормот.
— Ему никто не угрожал? — подумав, спросил Смолин. — Грубо говоря, никто наезжать не пробовал?
— С чего бы вдруг? Кто бы на него наезжал? «Так-так-так, — сказал себе Смолин. — Значит ты, товарищ героический майор, представления не имеешь о визите шустрого адвокатишки, который пытался выжить Шевалье из дома, как того зайчика из лубяной избушки. И никто не знает, точно.
— А почему вы думаете, что кто-то ему угрожал? Или наезжал? — майор впился в него типично милицейским взглядом.
— Я так вовсе и не думаю, — сказал Смолин с совершенно бесстрастным лицом. — Просто пытаюсь догадки строить. Вы ведь согласны, что происшедшее не укладывается в обычное нападение грабителей, хулиганов, наркоманов? Вот видите. За этим что-то должно стоять. Что-то должно было произойти прежде — какие-то разговоры, требования… Логично?
— Ну, в общем, да… Есть резон так думать… но никто ни о чем не знает.
— А девочка?
— Какая девочка? — довольно ненатурально удивился майор.
— Бросьте, — поморщился Смолин. — Я с ним познакомился, когда вы наверняка еще в пионерском галстуке ходили и порога «Рапиры» не переступали… У него есть девочка, по-моему, из ролевых эльфов. Ничего противозаконного, она уже совершеннолетняя, так что со мной ваньку не валяйте, вы же сами меня вызвонили и хотели поговорить…
— Я с ней еще не говорил, — нехотя признался майор. — Времени не удается выбрать. Она там все время сидит, — он мотнул головой в сторону вестибюля. — Значит, вы ничего не знаете…
— И вы тоже, — пожал плечами Смолин. — И никто ничего… Так что толку…
Он замолчал — майор, стоявший вполоборота к застекленной коробке вестибюля, вдруг встрепенулся и, не обращая больше на Смолина внимания, кинулся внутрь едва ли не бегом. Смолин рванул за ним, ведомый неким инстинктом. Догонять не стал, остановился в сторонке, у двери, выбрав местечко, чтобы не толкали.
Майор поспешал навстречу девушке в накинутом на плечи белом халате, появившейся из-за того угла, за которым начиналась лестничная клетка. Смолин ее, точно, пару раз видел в «Рапире» — молоденькая, симпатичная, черные волосы по плечам… а лицо бледное, застывшее, настолько горестное, что Смолину стало не по себе. Он оглянулся, вздрогнул — но тут же сообразил, что это он мысленно, а не в полный голос вскрикнул: «Нет!».
Девушка шла как слепая, ничего и никого не видя вокруг. Майор оказался перед ней, заглянул в лицо, взял за плечи — а она движением сломавшейся куклы уткнулась ему в грудь лицом, плечи затряслись…
Не нужно было гадать и врать самому себе. Едва Смолин ее увидел, понял, что случилось. Прощайте, Шевалье…
Он повернулся, вышел на крыльцо, спустился по широченным низким ступенькам и зашагал прочь с больничного двора. Не было ни смысла, ни надобности здесь более оставаться. Майор для него сейчас совершенно бесполезен, как и он для майора, а с эльфочкой сейчас невозможно говорить ни о чем. Так что нечего здесь больше делать.
Он вяло удивился, что не чувствует ни боли, ни тоски. Ничего не было,
Махнул светлой японской машинке с желтым гребешком на крыше, в которой не усмотрел ни одного пассажира, и та, даже не моргнув поворотником, моментально притерлась к обочине. Не вступая в переговоры, Смолин сел, захлопнул дверцу и распорядился:
— В центр, на Кутеванова.
Таксист осторожненько начал, не трогаясь с места:
— Это будет…
— Это будет не дороже денег, — металлическим голосом произнес Смолин. — Сколько будет, столько и будет. Поехали.
Таксист, пожав плечами, все же тронул машину. Выхватив телефон из кармана, Смолин открыл «Контакты», вызвал Яшку и, едва услышав голос, сказал:
— Я к тебе выехал. Ты дома? Отлично, еду…
Нажал клавишу отбоя и откинулся на спинку сиденья, зажимая телефон в кулаке. Вот именно, Корсика и Неаполь…
Это Шевалье еще лет двадцать назад растолковывал ему разницу меж неаполитанским и корсиканским подходом к делу.
Итак, Неаполь. В живописно-убогую кухоньку, где Джузеппе увлеченно лопает макароны, врывается растрепанный Джованни и вопит с порога:
— Джузеппе, старина, у тебя несчастье! Пьетро, этот рогоносец, чтоб ему провалиться на ровном месте, только что зарезал твоего дедушку!
Миска с макаронами летит в одну сторону, вилка — в другую, Джузеппе орет благим матом:
— Пьеро! Арлекино! Карабасо! Все сюда! Этот мерзавец Пьетро, гореть ему в аду, убил нашего дедушку!
Хватает кухонный нож и выбегает из дома, а следом несутся вышепоименованные, размахивая лопатами и вилами, бейсбольными битами и вообще всем, что подвернулось под руку. Возможно, им и удастся прикончить негодяя Пьетро — если только полиция раньше не перехватит эту несущуюся по главной улице буйную ораву. Но в любом случае итог один: шум, толкотня, свалка, полицейские протоколы, суд…
Теперь Корсика. В кухню, где степенно ужинает Джузеппе, входит Джованни и ровным голосом роняет:
— Джузеппе, Пьетро только что зарезал твоего дедушку…
Джузеппе всего лишь аккуратно откладывает вилку, не более того. И бесстрастнейшим тоном произносит: — Пьетро поступил очень скверно…
После чего Пьетро запирается в своем доме на семь замков, забивает окна досками, вооружает до зубов чад с домочадцами и безвылазно сидит так десять лет. На одиннадцатый год, решив, что прошлое быльем поросло, он решается отпереть калитку и высовывает нос, чтобы оглядеться.
Выстрел неизвестно откуда — и Пьетро чебурахается с аккуратной дырочкой во лбу. И никто ничего не видел.
Ага, вот именно, случалось, что и через десять лет… Конечно, большей частью дело решалось гораздо быстрее — но дело не в сроках, а в разном подходе к решению проблем…
Смолин до сих пор не мог сказать уверенно, связаны ли его и Шевалье невзгоды одной веревочкой, или ничего общего тут нет. Но эти тонкости не имели значения. Главное, пора было перестать обороняться. Следовало переходить в наступление, не бить в ответ, а именно что нападать.