Сокровище Черного моря (с илл.)
Шрифт:
Незримые и неслышные вентиляторы беспрерывно подавали в зал очищенный, увлажненный, обогащенный кислородом, прохладный воздух. Ольга бросила рассеянный взгляд вокруг. Двадцать рядов партера — шестьсот делегатов съезда — внимательно слушали оратора, обратив к амфитеатру блестящие лысины и седые шевелюры. Далее, обнимая партер широким полукругом, поднимались десять рядов амфитеатра, заполненные молодежью, бурно реагирующей на все происходящее в зале. Ольга и Петров сидели в предпоследнем ряду. Амфитеатр опоясывало кольцо лож, из которых поблескивали бинокли и объективы фотоаппаратов. Здесь сидели почетные гости
Калашник заканчивал свою речь, сердито хмурясь на прожекторы, то и дело бросающие свет на его покрасневшее лицо с крупным носом и блестящим от выступающего пота выпуклым лбом и огромные руки, сжатые в кулаки на краю кафедры.
— Ныне наступила новая эра, — гремел его низкий голос. — Эра освобождения человека от власти живого вещества. Человеческий разум проник в недра атома, где нашел неисчерпаемые источники энергии, не стоящие ни в какой зависимости от энергии, аккумулируемой доселе растительными организмами из солнечных лучей. Зачем же нам привлекать живые организмы для осуществления процессов, неизмеримо более доступных, чем внутриатомные процессы, которыми овладел человек?..
Плеск аплодисментов прокатился по амфитеатру. Хлопали в партере и в ложах. Председатель тронул колокольчик. Калашник вытер платком лоб и красную шею, выпирающую из мягкого воротничка, и продолжал, потрясая тяжелым кулаком:
— Я напомню присутствующим предсмертную статью академика Вернадского, в которой он вводит понятие ноосферы — оболочки земли, преобразуемой творческой деятельностью человека. В ноосфере с космической ролью выступает не хлорофильное зерно, собирающее солнечную энергию, не организмы-концентраторы, накапливающие известь, кремнезем, азот и другие вещества, а сам человек, вмешивающийся в ход развития материи и управляющий им…
Снова плеснула волна аплодисментов. Но Калашник, уже не останавливаясь и сердито махая рукой, чтобы ему не мешали, заканчивал речь:
— Уже давно позади тысячелетняя зависимость человека от живых организмов в производстве сложнейших, так называемых органических веществ, проще говоря, углеродистоазотистых соединений. Зачем же нам для концентрации простейших тел — химических элементов, пусть даже это и редкие металлы, переходить от методов физической химии к организмам-концентраторам, да еще таким, какие не существуют в природе и должны быть выведены путем селекции? Нет, товарищи, уже это не биогеохимия, а алхимия XX столетия… В этой работе нам, физикохимикам, с вами не по пути…
Он кончил, ему захлопали в разных концах зала. Но сквозь шум аплодисментов Ольга расслышала негромко, но четко прозвучавшее слово: «Идиот!»
Она обернулась в направлении звука…. В полумраке ложи белела чья-то борода и светлым пятном выделялось платье женщины. Приглядевшись, Ольга узнала профессора Радецкого и его спутницу. Ольга пожала плечами и перевела взгляд на трибуну. Калашник медленно спустился с возвышения
— Это кто? — спросил Петров.
— Так это же Симпсон! — ответила Ольга, исподлобья наблюдая, как Калашник принял протянутую руку и выдержал ее демонстративное пожатие.
Председатель встал и объявил:
— В списке ораторов, желающих выступить по докладу профессора Смолина, восемь человек. Полагаю, что их лучше заслушать после перерыва. Нет возражений? Что же касается интересного выступления профессора Калашника, то, совершенно очевидно, что оно также будет предметом обсуждения в прениях. Объявляю перерыв до двух часов дня…
Глава 5
ДЕЛО ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВАЖНОСТИ
— Не понимаю, почему так задерживается Евгений Николаевич, — оказал Петров, расхаживая взад и вперед по лаборатории.
— У него разговор с директором. Сергей Иванович задержал его после заседания, — объяснил Крушинский.
— Сергей Иванович поздравляет его с блестящим заключительным словом? — спросил Лапин.
Крушинский подумал и неторопливо ответил:
— Сомневаюсь… Он был чем-то очень озабочен.
— Послушайте, Аркадий Петрович, — сказала с возмущением Ольга, — а вы хорошо поняли, что вам сказал Евгений Николаевич?
— В пределах моих умственных способностей. — Петров пожал плечами. — Я же вам говорил: он просил меня собрать в лаборатории после заседания всех научных сотрудников. — Для чего?
— Об этом он ничего не сказал, добавил только, что очень спешит.
— Не похоже, — буркнула Ольга, посмотрев на часы. — Двадцать минут девятого.
— Что же делать, надо ждать, — с философским спокойствием ответил Крушинский. — Сегодня суббота. Очевидно, дело, из-за которого нас задерживает профессор, не терпит отлагательства до понедельника.
— А, вот и он! — Ольга просияла в улыбке, не вязавшейся с только что высказанным ею недовольством.
Петров повернул голову, прислушиваясь. В коридоре прозвучали твердые, четкие шаги. Петров кивнул головой и облегченно вздохнул.
— Он!..
Дверь распахнулась. Профессор Смолин быстро прошел через комнату и сел спиной к окну. Все молча ждали, что он скажет. Смолин побарабанил по забытому кем-то на столе стакану, тонко зазвеневшему под его пальцами.
— Как дела? — спросил он отрывисто.
— В порядке, — ответил Петров, улыбаясь. — Мы в восторге от вашей речи. Калашник потерпел полное поражение.
— Зажгите свет! — коротко попросил Смолин.
Петров повернул выключатель. Под потолком вспыхнула лампа. Сумерки за окном сразу же сгустились.
— Больше в лаборатории никого нет? — спросил Смолин нахмурившись.
— Здесь все, — ответил Петров, — кого я успел предупредить. Ведь вы…
— Хорошо, — прервал его Евгений Николаевич. — Нам предстоит довольно серьезный разговор. Николай Карлович, — обратился он к Крушинскому, — вы хорошо знаете Черное море?