Сокровище чернокнижника
Шрифт:
– А давай мебель проверим, – воодушевилась Лешка. – Я тоже знаю, что она чем старее, тем дороже.
– Давай. Так. Шкаф. Начнем с него. – Ромка приоткрыл скрипучую дверцу двустворчатого шкафа и разочарованно протянул: – Лешк, он из ДВП, значит, не старинный. А такая продавленная кровать была у нашей бабушки, мама с папой ее на мусорку снесли и новую ей купили, помнишь?
– Помню, – кивнула Лешка. – А тумбочка?
Ромка убрал с окрашенной светло-зеленой масляной краской тумбочки упаковки таблеток, пузырьки с каплями, привезенный Элей фотоальбом, выгреб изнутри несколько
– Старая, но не старинная. Вот, написано: «Изготовлена на Сомовской мебельной фабрике». Надо же, как бумажку прилепили. За полвека не отодралась.
– А стол у нее такой же, как у нас, – отметила Лешка.
– И кухонная мебель из пластика. А шкаф книжный тоже из ДВП.
– Кушетке лет пятьдесят, но не больше.
– А ширма? Вдруг она какую-нибудь ценность представляет?
Лешка оглядела ширму, провела по ней рукой и покачала головой:
– Не представляет. Из такого материала у нас дома портьеры были, не помнишь, что ли? А потом их мама на половые тряпки пустила. И доски тоже самые обычные.
– Да, мебель здесь точно не старинная.
Ромка на всякий случай постучал по каркасу ширмы, но пустот не обнаружил и, бормоча: «Надо было прихватить с собой металлоискатель, сделаю это в следующий раз», принялся водить руками по обоям, заглядывать во все щели, прощупывать матрас, подушки и белье в шкафу. Он даже крышку телевизора открыл и сразу же прикрутил на место, чтобы не поднимать пыль, которая накопилась в нем за долгие годы.
– Лешк, а вдруг этот тип заставлял ее сознаться, где она свои ценности прячет? Как Германн в «Пиковой даме». «Три карты, три карты…» – сделав страшное лицо, пропел он грубым голосом. – Вот ее кондрашка и хватила.
Лешка поежилась, представив себе неведомого посетителя, который, словно коршун над беззащитным лебедем, навис над больной старушкой с требованием открыть ему неизвестную тайну.
– Неужели правда? А сказать нам о нем она не смогла. Только с кошкой своей и простилась. Слышал, как она шептала: «Киса»? – Лешка с надеждой посмотрела на брата: – Рома, а может, не было никакого постороннего человека? Просто соседка, Анна Степановна, вчера вечером за чем-нибудь к ней зашла и чек обронила.
– А я сейчас ее об этом спрошу. – Ромка выскочил за дверь и нос к носу столкнулся с соседкой, которая как раз выходила из своей квартиры. Но на его вопрос, заходила ли она вчера к Софье Яковлевне, Анна Степановна ответила отрицательно:
– Я с работы поздно пришла, а она в последнее время в девять часов спать ложится. Снотворное примет – и спит.
Ромка вернулся назад и развел руками.
– Я все слышала. И что же теперь делать? – Лешка во все глаза уставилась на брата.
– Буду думать, – ответил Ромка.
– Эле о чеке скажем?
– Пока не надо.
С тревожно бьющимся сердцем Лешка взялась за веник. Среди прочего сора она вымела из-под кровати упаковку от снотворного, убедилась, что таблеток в ней нет, и выбросила ее в мусорное ведро.
А через некоторое время раздался звонок в дверь, и в квартире появилась Эля.
– Я
– Я к этому делу привыкший, – обреченно кивнул Ромка, надевая свою куртку. – Давай, что выносить.
– Погоди, сначала сор собрать надо.
Эля выставила в прихожую помойное ведро, затем взяла старый пакет и без всякого сожаления ссыпала туда всякие катушки, коробки, пузырьки, накопившиеся у старушки за долгое время, а затем перешла в другую комнату и открыла ящик со старой обувью.
– Так жить нельзя, – вздохнула она. – Весь огонь, в случае чего, я возьму на себя. Рома, действуй.
Ромка, кряхтя, пошел вниз с ведром и двумя пакетами. Выбросив все в железный ящик, он вернулся назад.
– Давай еще.
– А это дотащишь? – спросила Эля. – Может быть, кому-нибудь и пригодится что. Софье Яковлевне эта обувь больше никогда не понадобится, я ее просмотрела.
– Всю? – недоверчиво спросил Ромка и скосил глаза на Лешку.
Сестра утвердительно кивнула.
– Сапоги, туфли да тапки старые, ничего больше.
– Смотри, не надорвись, – напутствовала его Эля.
– Ты все думаешь, что я еще маленький. А я сильный, – ответил он и, не переставая кряхтеть, поволок на выход огромную картонную коробку. И где старушка ее только взяла? В подъезде он все-таки залез в коробку и снова тщательно проверил, не спрятано ли чего под какой-нибудь стелькой или в носках старых сапог, и нет ли у туфель, случайно, отвинчивающихся каблуков. Увы, Эля с Лешкой, похоже, не ошиблись: все это годилось только для свалки. Может быть, и сама Софья Яковлевна хотела выбросить эти «сокровища», да не успела?
Ромка оставил коробку возле мусорного ящика и пошел за следующей.
«Во, Эля права», – отметил он, выходя с новым грузом и видя, что в его первой коробке уже роется какой-то бомж в надвинутой на лоб вязаной шапке и темно-серой грязной, замасленной куртке.
Заметив Ромку, бомж поспешно отбежал в сторону. Ромка не смог его толком разглядеть, впрочем, он не пытался этого делать: зачем смущать и без того несчастного, бездомного человека, которому даже нечего обуть. Непроизвольно он опустил глаза вниз и взглянул на ноги бродяги. И вдруг увидел на нем серые с черным, совсем новенькие кроссовки. А бомж побежал, и вставка на них блеснула и сделалась ярко-белой. Ромка посмотрел на свою ногу и повертел ею. Вот так – вставка серая. А вот эдак – белая. И у бомжа все так же. Ну и бомж! В новеньких американских кроссовках! Причем в точно таких же, как и у него самого! Чудеса, да и только. Он развернулся и ринулся за удаляющимся бродяжкой, но тот как-то мгновенно пропал из виду. И неясно, в каком направлении его искать. Не обшаривать же все дворы и подъезды!