Сокровище
Шрифт:
Перед Ганном возникла дилемма. Он предполагал, что сидящие люди – это заложники, они отдыхают, а стоящие – охранники. Но он не мог сначала выстрелить, а уж потом проверить правильность своего предположения. Поэтому решил, положившись на одежду террориста, подойти как можно ближе, чтобы с полной уверенностью отличить друга от врага.
Единственным препятствием, которое, впрочем, могло стоить ему жизни, было то, что он знал только три слова по-арабски.
Ганн глубоко вдохнул и двинулся вперед. По пути он совершенно спокойным голосом трижды повторил Salaam.
При ближайшем рассмотрении
Один из них ответил, но Ганн, разумеется, не понял, что именно. Он мысленно скрестил пальцы и искренне понадеялся, что террорист произнес арабский эквивалент фразы «Кто идет?».
– Магомет, – пробормотал он, полагая, что имя мусульманского пророка поможет ему избежать неприятностей. Его автомат висел на груди, дуло было повернуто в сторону.
Увидев, что оба террориста синхронно опустили оружие и вновь обратили свое внимание на заложников, Ганн мысленно поблагодарил чужого пророка за любезность. Он двигался спокойной, небрежной походкой и как бы случайно повернулся так, чтобы на линии огня оказались только террористы.
Потом, не сводя глаз с несчастных людей, сидевших на земле между рельсами, и не глядя на охранников, он нажал на спусковой крючок.
Добравшись до шахты, Аммар и его люди находились на грани полного изнеможения. Непрекращающийся ливень промочил их одежду, сделал ее холодной и очень тяжелой. Они прошли мимо внушительной груды отбросов и со вздохом облегчения вошли в просторное помещение, где раньше хранилось оборудование.
Аммар рухнул на деревянную скамью и опустил голову. Он тяжело дышал, из груди то и дело вырывался хрип. Заметив, что к нему приближается Ибн-Тельмук еще с каким-то человеком, он с трудом поднял голову.
– Это Мустафа Осман, – сообщил Ибн-Тельмук. – Он говорит, что группа вооруженных десантников убила их командира и забаррикадировалась в помещении дробилки, где находится наш вертолет.
Лицо Аммара позеленело от злобы.
– Как вы это допустили?
В черных глазах Обмана появилось паническое выражение.
– Мы... не знати... не ожидали... – забормотал он. – Они спустились с горы, обезвредили охранников, захватили поезд и обстреляли нас в здании столовой, где мы жили. Когда мы организовали контратаку, они засели в помещении дробилки и дали нам отпор.
– Потери? – холодно спросил Аммар.
– Нас осталось семеро.
Кошмар оказался даже страшнее, чем Аммар мог предположить.
– Сколько их?
– Человек двадцать – тридцать.
– Вы всемером держите в осаде тридцать человек? – с нескрываемым сарказмом хмыкнул Аммар, – Я спросил, сколько их, причем мне нужна правда! Ты слышишь? Правда! Иначе Ибн-Тельмук перережет твою лживую глотку.
Осман отвел глаза. От страха он не мог даже пошевелиться.
– Точно мы не знаем, – едва слышно прошептал он. – Думаю, их четверо или чуть больше.
– И все это натворили четыре человека? – Аммар был ошеломлен. Он кипел от гнева, но был слишком дисциплинированным человеком, чтобы позволить ярости вырваться наружу. – Что с вертолетом? Он поврежден?
Осман слегка оживился:
– Нет, мы соблюдали особую осторожность
– Это ведомо только Аллаху, – вздохнул Ибн-Тельмук. – Возможно, его повредили десантники.
– Мы все очень скоро встретимся с Аллахом, – сказал Аммар, – если не сможем его вернуть, причем в исправном состоянии. У нас один выход – нанести сильный удар одновременно со всех сторон и сокрушить защитников благодаря преимуществу в численности.
– Возможно, мы сможем поторговаться, – с надеждой проговорил Ибн-Тельмук. – Все-таки у нас есть заложники.
Аммар кивнул:
– Эту возможность тоже нельзя упускать. Американцы обычно дают слабину, когда дело доходит до угрозы смерти. Я поговорю с нашим неизвестным противником, а вы тем временем готовьтесь к штурму.
– Будь осторожен, Сулейман Азиз.
– Будьте готовы атаковать, как только я сниму маску.
Ибн-Тельмук слегка поклонился и немедленно начал отдавать приказы людям.
Аммар сорвал с одного из окон изодранную занавеску. Когда-то она была белой, но со временем сильно пожелтела. Ничего, сойдет, подумал он. Привязав ее к ручке от старой метлы, он вышел из здания.
Он прошел мимо вереницы домиков, в которых раньше жили шахтеры, стараясь, чтобы его не было видно из окон помещения дробилки. Приблизившись, он выставил свой весьма потрепанный флаг перемирия на открытое пространство и принялся им энергично размахивать.
Выстрелов не последовало. Но больше ничего не произошло. Тогда Аммар крикнул по-английски:
– Мы хотим поговорить!
Через несколько секунд в ответ прозвучало:
– No hablo ingles [47] .
Аммар остолбенел. Кто это может быть? Чилийская служба безопасности? К слову сказать, она оказалась значительно более профессиональной, чем он предполагал. Он хорошо говорил по-английски и мог объясняться по-французски, но испанского языка он почти не знал. Но сомнениям не было места в его душе. Он должен увидеть того, кто стоит на его пути к спасению.
47
Не говорю по-английски (исп.).
Он поднял повыше свой самодельный флаг, выставил вперед свободную руку и вышел на открытое пространство перед дробилкой.
Он знал, что слово «мир» по-испански paz, его он и выкрикнул несколько раз. После томительной паузы открылась дверь – и на пороге показался высокий человек. Сильно прихрамывая, он сделал несколько шагов вперед.
Незнакомец был высок ростом и, казалось, полностью игнорировал несколько десятков дул винтовок и автоматов, глядящих на него из дверей и окон. Его проницательные зеленые глаза смотрели только на Аммара. Длинные вьющиеся черные волосы, загорелая кожа – очевидно, он много времени проводил на свежем воздухе, густые брови, кривящиеся в легкой усмешке губы – все это придавало его мужественному, хотя и не слишком красивому лицу обманчиво легкомысленное выражение. Только приглядевшись, можно было заметить холодную решимость во взгляде и твердые, будто высеченные из камня, черты лица.