Сокрушая врагов
Шрифт:
– У кого?
– В дружине у князя!
– О-о-о! – воскликнул детина и отпустил пленника. – У князя, в дружине… врешь.
– Нет!
– Что – нет?
– Не вру! Он десятник!
– А ты, стало быть, его друг?
– Лучший друг! – с гордостью заявил Павел.
– О-о-о!
Меря встал и, обернувшись к своим, громко за-явил, Павел понял его слова, ну почти все:
– Эй, макиса! Он говорит, что новгородец у него друг, воин князя! Пога ему?
«Макиса? Макиса? – Павел пытался улавливать сходство наречий. –
Воины в волчих шкурах разом затараторили, да так быстро, что Павел практически ничего не понял, кроме…
– Нет! Оставить его! Немь, ерк, мянь!
Детина властным жестом прервал своих соплеменников.
– Хватит!
Он вновь повернулся к пленнику:
– Если твой язык не солгал – останешься жить! Ты хотел попасть в Новгород, ты туда попадешь! – И он опять оскалился в улыбке.
Воины, видать, расслышали слова своего предводителя и поддержали его дружным смехом. А Павлу от этой радости меря стало как-то не по себе.
Еще не погас костер, еще не все меря улеглись спать, когда из леса вышел еще один отряд воинов в волчьих шкурах. Лагерь вновь оживился. Воины приветствовали друг друга радостными воплями и дружескими похлопываниями по плечу.
Павел понимал не все из их речи, но то, что понимал, не очень-то вдохновляло. Ночной отряд меря привел около двух десятков пленников и их, ободранных и связанных по рукам и ногам, устроили на ночь подле главы медвежьего рода. Это были в основном крепкие мужчины и отроки. Почему здесь не было женщин, Павел догадывался. Он своими глазами видел, как меря ведут себя с попавшими к ним в руки девушками.
Когда пленники гуртом устроились как смогли, к Павлу подошел Мякки.
– Тот, что был с тобой, тоже друг новгородского десятника?
Молния, прекрасная молния надежды озарила душу главы медвежьего рода.
– Да, – ответил Павел, пытаясь погасить в себе этот приступ восторга.
– Эй, макиса, давай бепся сюда. Не пога, дохола тви!
Да, да, черт возьми – это был Юски! С разбитым лицом, с окровавленной ногой, но живой!
Двое меря, поддерживая его с двух сторон, подтащили вепса до волокуш Павла.
– Принимай! – расплылся в усмешке детина.
Павел молча кивнул, мол, спасибо.
– Макиса, повязка на ноге этого тоирит! – распорядился Мякки, указывая своим воинам на раненого Юски.
Приказ был выполнен мгновенно. На ноге вепса распороли штанину, рану полили какой-то вонючей гадостью, а затем вытащили из бедра костяной наконечник стрелы.
– Славь Юмала, кулеба! Зимой мы не делаем жирных стрел! – проговорил меря, намазывая рану пахучей мазью.
Да, именно так Павел перевел непонятное для него слово. Хм, жирные стрелы? Может, отравленные? А кулеба? Ругается, сволочь, – это понятно!
– Повезло
– Всем спать! – громко рявкнул детина, и воины в волчьих шкурах быстро закидали костер снегом.
«Вот тоже странная привычка, – подумалось Павлу, – ночью с огнем куда как веселей».
– Ну, ты как, Юски? – спросил Павел, когда перевязка была окончена и меря отошли в сторону, укладываться спать.
– Будем жить, – тихо ответил вепс, – хорошо, что не отравленная стрела. Меря часто используют их в бою…
«Значит, жирные – это все же отравленные…» – Павел сжал губы.
– Ты как, Баар? – поинтересовался вепс.
– Хорошо, только голова болит, видать, крепко меня приложили.
– А меня брать поначалу не хотели…
– Что так?
– Так ранен же… какой с меня толк…
– Так взяли же.
– Ну…
– Да ладно, – махнул рукой Павел, – думаю, их главный сразу просек, что мы не просто так тут гуляем… да еще при мечах…
– Даааа, – протянул вепс, – у них таких мечей я не видел.
– Вот и выходит, что мы с тобой не просто пленники, а ценная добыча.
– Выкуп?
– Я им про Вадима наплел… ежели жив друг, то выкупит. Этот детина, что у них тут командует, про Новгород говорил…
– Я тоже слышал, – кивнул Юски, – нас в Новгород погонят, на торг. Хорошо если твой друг и впрямь выжил…
– Обязан! Я пятками чую, что он жив!
На следующий день их подняли еще затемно. Костер уже горел, воины варили кашу. Запахи были – ух… Только пленникам раздали по корке хлеба и дали напиться воды. И пока оголодавшие вепсы жевали свою скудную пайку, меря наслаждались горячей пищей, смачно причмокивая и жадно облизывая ложки.
Поднимающееся солнце чуть зацепило верхушки сосняка, когда весь отряд был уже на ногах и готовился пуститься в дальнейший путь.
– Да где вас носит? – услышал Павел зычный голос детины, и тут же раздался характерный скрежет полозьев и фырканье лошади.
Он и Юски поворотились на шум и увидели прибывшие сани в сопровождении десятка воинов.
– Так едва словили эту клячу, пряги нат эю! – ответил шагавший впереди низкорослый меря.
Мякки небрежно махнул рукой в сторону пленников. Сани быстро подогнали к вепсам.
– Залазь! – скомандовал все тот же низкорослый, указывая на Юски и Павла. – живо!
Павел с трудом приподнялся с волокуш, сел, а Юски это упражнение далось и того труднее. Без лишних слов вепсы помогли им встать и бережно усадили на сани.
– Что же это вам за почет такой? – шепотом спросил один из мужиков, помогавший им разместиться на санях.
– А ты у них сам спроси, – ответил Павел.
– Ну-ну…
– Слышали мы, как они переговаривались, – приступил к ним другой мужик, – это вы, что ли, их воинов посекли?