Сокрушитель Войн

Сандерсон Брендон

«Я должна была догадаться, – подумала Вивенна. – Улицы слишком пустынные».

Все случившееся наконец сломило ее. У нее не осталось сил для нового бегства. В глубине души она поняла, что наставники были правы. Ослабев и испытывая муки голода, трудно заставить себя вообще что-то делать, не говоря уже о побеге.

Сейчас она с трудом вспоминала эти наставления. Она уже почти не помнила, каково это – не быть голодной.

Бандиты остановились. Вивенна подняла голову, моргая, чтобы справиться с головокружением. Прямо перед ними посреди темной мокрой улицы что-то торчало из

земли. Черный меч в серебряных ножнах.

Улица погрузилась в тишину. Один из бандитов шагнул вперед, выдернул меч и расстегнул пряжку. Вивенна почувствовала приступ тошноты, но скорее воспоминание, чем настоящее ощущение. Она в ужасе отступила назад.

Остальные громилы, словно завороженные, сгрудились вокруг своего приятеля. Один из них потянулся к рукояти.

Завладевший мечом бандит нанес удар, замахнувшись клинком в ножнах в лицо товарища. Над тонкой полоской лезвия, выглядывающей из ножен, заструился черный дым.

Все мужчины с криками рванулись к мечу. Его обладатель продолжал размахивать оружием, которое наносило удары с большей силой и причиняло больший вред, чем должно было. Ломались кости, по мостовой текла кровь. Человек с мечом атаковал, двигаясь с кошмарной скоростью. Вивенна, все еще пятясь, увидела его глаза.

Они были наполнены ужасом.

Последним он убил того, кто ограбил Вивенну в день, казавшийся теперь таким давним. Удар упрятанного в ножны меча пришелся по спине мужчины так, что затрещали кости. К этому моменту рукав обладателя меча рассыпался в прах, и вокруг его плеча подобно плющу обвилась чернота, а на коже вздулись черные пульсирующие вены. Человек испустил пронзительный, отчаянный крик.

Затем он повернул меч и прямо в ножнах вогнал себе в грудь. Оружие пронзило кожу и плоть, хотя ножны не казались заостренными. Бандит рухнул на колени, откинулся назад и задергался, уставившись в небо, а черные вены на его руке начали исчезать. Так он и умер – на коленях, прямо на мече, торчащем из спины и удерживающем его над мостовой.

Вивенна стояла в одиночестве посреди заваленной трупами улицы. С крыши на двух извивающихся пробужденных веревках спустился какой-то человек. Он мягко приземлился, и веревки обмякли. Он прошел мимо Вивенны, не взглянув на нее, и взялся за меч. Помедлив мгновение, он застегнул пряжку и выдернул из трупа все еще находящееся в ножнах оружие.

Мертвец наконец упал на землю.

Вивенна тупо смотрела перед собой. Совершенно оцепеневшая, она села прямо на мостовую и даже не вздрогнула, когда Вашер поднял ее и перебросил через плечо. 

Глава 42

 – Ее милость не заинтересована во встрече с вами, – сказала жрица, отвесив почтительный поклон.

– А меня не интересует ее незаинтересованность, – ответил Гимн. – Может, для уверенности стоит спросить ее еще раз?

Жрица склонила голову:

– Приношу свои извинения, ваша милость, но я спросила уже четырнадцать раз. С каждой вашей просьбой терпение богини Всематери истощается, и она приказала мне больше не отвечать на них.

– Такой же приказ она отдала и другим жрицам?

Женщина помедлила:

– Э… нет, ваша милость.

–

Замечательно, – сказал Гимн. – Пошлите за одной из них. А затем отправьте уже ее спросить Всематерь, примет ли она меня.

Жрица испустила громкий вздох, и Гимн расценил это как победу. У Всематери были самые набожные и смиренные жрицы во всем дворе, и если ему удалось вызвать раздражение у них, значит, он может рассердить кого угодно. Уперев руки в бока, он ждал, пока исполнят его распоряжение. Всематерь могла командовать своими слугами и жрецами, но не в ее власти было заставить их игнорировать Гимна Света. Он ведь тоже был богом, и им приходилось подчиняться его просьбам, если только он не требовал чего-то, напрямую запрещенного Всематерью.

Даже если тем самым они раздражали свою госпожу.

– Я овладеваю новым искусством, – сказал Гимн. – Бесить через посредника!

Лларимар вздохнул:

– Ваша милость, а как же ваша речь перед Авророй Соблазна несколько дней назад? Помнится, вы давали понять, что не собираетесь настолько раздражать людей.

– Я не говорил ничего подобного! – возразил Гимн. – Я просто сказал, что начал чуть больше узнавать в себе человека, которым был раньше. Но это не значит, что я отказываюсь от успехов, достигнутых мной за последние несколько лет.

– Ваше самоосмысление достойно восхищения, ваша милость.

– Я знаю! А теперь – тише. Жрица возвращается.

В самом деле, она приблизилась и склонилась перед Гимном.

– Мои извинения, ваша милость. Наша богиня повелела, чтобы ни одна жрица не передавала ей ваши просьбы о встрече.

– А она сказала, что они не могут попросить ее выйти сюда?

– Да, ваша милость, – кивнула жрица. – И она запретила любые другие формулировки, подразумевающие встречу с вашей милостью, обмен письмами или передачу посланий от вас в любой форме.

– Хм, – произнес Гимн, потирая подбородок. – Она быстро схватывает. Что ж, полагаю, ничего не поделаешь.

Жрица заметно расслабилась.

– Тушкан, поставь шатер прямо здесь, перед ее дворцом, – распорядился Гимн. – Сегодня я собираюсь спать здесь.

Жрица вскинула голову.

– Что вы собираетесь делать? – уточнил Лларимар.

Гимн Света пожал плечами.

– Я не уйду, пока не встречусь со Всематерью. Это значит, что останусь, пока она меня не примет. Уже больше недели прошло! Если ей так хочется проявлять упрямство, я докажу, что могу быть так же упрям. – Он бросил взгляд на жрицу. – Знаете ли, прикидываясь несносным фигляром, я в этом весьма поднаторел. Полагаю, Всематерь не запретила пускать во дворец белок?

– Белок, ваша милость? – переспросила женщина.

– Превосходно, – сказал Гимн, усаживаясь.

Слуги принялись устанавливать шатер, а он достал из коробки безжизненную белку и посадил ее на ладонь вытянутой руки.

– Миндальная трава, – тихо проговорил Гимн новый приказ, который его люди запечатлели в безжизненном существе, и повысил голос, чтобы его услышала жрица: – Беги во дворец, найди живущую там возвращенную, бегай вокруг нее и вопи так громко, как сможешь. Не позволяй себя поймать. О, и еще – раздери столько мебели, сколько сможешь.