Сокрушитель

Лукина Любовь Александровна

Тихий глуховатый свист помаленьку смолкал. Концы порванных световодов уже нащупали друг друга и слились, образуя на месте стыка этакую рюмочную талию. Света в помещении стало меньше, стеклистые трубы помаленьку усиливали биение.

— А еще кто-нибудь обувь заказывал? — спросила вдруг Лика.

— Люська с потолка… Но не такую, на ремешках, попроще…

— Типа сандалий? Слушай… Тогда и мне тоже. Чтобы нос не задирала, -

Маша ухмыльнулась.

— Не расплатишься…

— Расплачусь. — Лика задорно вскинула подбородок. — Мой-то —

на что?

* * *

Ломик все-таки пришлось забивать на манер гвоздя. Стена колонны оказалась на изумление рыхлой. Вдобавок внутри ее, как выяснилось, сплошь и рядом имелись пустоты, в одну из которых ломик чуть было не улетел с концами.

Волей-неволей Никита посетил нежилую опору и, вернувшись с еще одной железякой, вновь приступил к делу. Встал на цыпочки и старательными точными ударами принялся загонять ломик в стену. Вскоре поймал себя на том, что боится промазать и угодить

По пальцам, злобно ощерился, грянул с маху — и долго тряс ушибленной кистью, С угрюмой усмешкой подумав, что без техники безопасности даже здесь не обойдешься, снова перешел на частое точное постукивание.

Место он выбрал на этот раз правильное, без каких бы то ни было пустот. Ломик плотно вошел в стену на три четверти, металлическое жало высовывалось наружу с небольшим уклоном вверх. То что надо. Никита нагнулся, чтобы положить железяку, — и опять увидел надзорку. Продолговато-округлая чернильно-глянцевая тварь застыла в паре метров от Кляпова, явно наблюдая за происходящим.

— Похоронная команда? — отрывисто спросил Никита. — Не надоело еще?

Выпрямился, взялся неушибленной рукой за торчащий конец ломика и повис, поджав ноги. Заскрипело, застреляло стерженьками, но железо сидело в стене крепко. Однако не успел Никита этому порадоваться, как раздался рыхлый хруст, металлический хвостик резко пошел вниз, и в следующий миг на покрытие грянулись ломик, килограмма полтора желтоватой трухи и сам Никита Кляпов. В опоре зияла глубокая рытвина.

«Как же они стоят вообще? — ошеломленно подумал Никита, невольно возводя глаза к потолку, в который на неимоверной высоте врастали золотистые колоссы. — Такая масса…»

Опять накатила тоска. Время шло, решимость убывала. Будь оно все проклято! Будь он проклят, весь этот дурацкий мир с его хрупкими стенами и гениально изваянными глыбами… с Крестом, с Ликой… с затаившимися неизвестно где хозяевами… Как просто дома: выбрал гвоздь потолще, вогнал в притолоку — и никаких тебе проблем…

Безобразное предчувствие охватило Никиту Кляпова: он потратит весь день на поиск верного способа, а когда наконец найдет, то будет поздно. Вернется жалость к себе любимому, страх перед смертью — и прочее, и прочее…

Он снова поднял глаза к глубокой, как от снаряда, выбоине. Стало быть, на улице не стоит и пробовать… Обидно. Хорошее было бы зрелище…

Никита машинально отряхнул подпоясанную световодом простынку,

поднялся с пола и, прихватив на всякий случай обе железяки, поплелся к скоку, ведущему в одну из необитаемых опор. Ноги на покрытие ставил бережно, словно боялся расплескать отчаяние до срока…

… Внутри опоры тоже ничего глаз не радовало. Вот только разве что кабели, оплетшие стену… Никита подковырнул один из них ломиком, протиснул пятерню и, ухватясь, потянул. С хрустом отделившись от стенки, кабель провис до пола. Вдобавок оказалось, что растягивается он немилосердно…

Анекдот! Повеситься не на чем…

— Ну почему?.. Почему я еще должен… — Задыхаясь от весьма кстати нахлынувшей злости, Никита подошел к рощице световодов, влез на кольцевую трубу и пощупал стеклистые стволы. Одни обжигали холодом, другие — жаром, а те, что имели вполне приемлемую температуру, оказались удивительно скользкими. Даже если обмотать кабелем — все равно растянется и съедет…

Никита неумело выругался и в угрюмом раздумье присел на кольцевую трубу. Натянуть веревку между световодами, а к ней уже крепить петлю?.. Это на какой же высоте ее надо натягивать? Взобраться, как по канату? Так ведь скользкое все, будто нарочно намылили…

«Да что я, собственно, дурака валяю! — осенило его внезапно. — Вон же «бритва»! Ромка ею трубы режет!»

Вскочив, Никита обошел рощицу светоносных стволов и, взявшись за тускло-серую струну у самого основания, дернул. Та лопнула с коротким вскриком, и с таким же вскриком что-то оборвалось внутри самого Никиты. Обмер, выждал, когда отхлынет позорная мерзкая слабость, и, судорожно сглотнув, вызвал в памяти ненавистное лицо Креста, Плохо… Отчаяние и впрямь шло на убыль.

Да и черт с ним, с отчаянием! Обойдемся как-нибудь и без отчаяния. Тупенько так, обыденно… Чик — и все…

Никита присел и провел кончиком световода па чугунной шкуре кольцевой трубы. Оболочка расселась, как от удара бритвой.

«Ну вот, видишь, как славно…»

С жестокой усмешкой Никита Кляпов выпрямился и напоследок оглядел колышущиеся полотнища полусвета и соломенно поблескивающие стены в серых ветвящихся жилах. Потом ему в голову пришло, что у него в любом случае останутся в запасе несколько минут, чтобы вдоволь всем этим налюбоваться…

Осмотрел запястье, несколько раз сжал кулак, но вены так и не проступили… Или, может быть, сразу по горлу? Нет… По горлу почему-то страшно…

Никита отвернул лицо — и полоснул. Боли он не почувствовал — разрез, надо полагать, был не толще микрона. Пошевелил кистью, надеясь, что боль все-таки возникнет. Наконец решился взглянуть. Нигде ни царапины. Не веря, полоснул еще раз… Да что же это? Неужели сломалось?.. Нагнувшись, дважды чиркнул по кольцевой трубе. Чугунного цвета шкура расселась, расползлась крестообразно…

Сомнений быть не могло: оборванный световод резал трубы — и только.

«Болтуны… — с омерзением подумал Никита Кляпов. — «Осторожно! Палец отхватишь!» Болтуны…»