Сокрушитель
Шрифт:
— Что? Не правда? — надрывалась Клавка. — Я вас когда еще предупреждала — кто-нибудь меня послушал? Ну, правильно, не вашу ведь стенку развалили — Клавкину! А я уже тогда видела, что это за чудо к нам пожаловало! И все молчали! Слова никто не сказал! Маше от него — навар, Пузырьку — навар! Леше колпачок нальешь — он тебе лезгинку станцует! А эта бесстыжая! У всех на глазах к себе его уволокла! Что? Не так?
— Закрой пасть! — гаркнул Василий. — Чего ты тут без разбору поливаешь-то?
— А ты вообще прижухни! — вскинулась Клавка. — Кто его в тарелку загнал? Я, что
— Во! — молвил Пузырек с видом тонкого ценителя. — Заплющила языком. Лоском всех кладет…
— Дозвольте слово молвить… — давно уже блеял и дребезжал дедок Сократыч.
— Нет, пусть она выйдет! — не унималась Клавка. — Пусть она скажет!
Бледная Лика раздвинула стоящих и стремительно шагнула к броневичку. Обернулась. Все примолкли.
— Я сама обо всем узнала позавчера, — несколько надтреснутым и все же твердым голосом начала она. — И сказала. Или — или. Или я, или продолжай в том же духе. Ночью он отключил скоки. Сегодня утром я его встретила. И сказала. Что больше его знать не желаю. — Лика с вызовом оглядела собравшихся. — Еще вопросы будут?
Толпа ошарашенно молчала. Лика прошла на место и присела на камушек рядом с Василием. Тот ободряюще пожал ей руку.
— Дозвольте слово молвить…
— Тихо! — рявкнул Леша Баптист. — Дайте сказать! Тут вон дедок рвется!
Седенький румяный Сократыч тоже на броневичок не полез — стал у подножия и с ласковым любопытством оглядел собравшихся.
— А какие вы, собственно, собираетесь принять меры к нашему… м-м… нарушителю спокойствия?
— Да бойкот объявить — и все дела! — напрямик брякнул кто-то.
— Очень мило… — Сократыч благосклонно покивал. — И как, по-вашему, он на это отреагирует?
— Да пусть как хочет, так и реагирует!
— Например, отключит скоки на несколько дней кряду? — предположил Сократыч. Собрание так и оцепенело.
— Спасибо, у меня все, — кротко молвил дедок, отходя в сторонку.
— Да что ж это такое? — страдальчески взвыла с вершины броневичка опомнившаяся первой Клавка. — Из-за одного поганца…
Все разом загомонили. Потом рядом с Клавкой на выдающемся вперед уступе глыбы появилась кольчужно мерцающая спецовка Пузырька. С извечной своей мудрой улыбочкой морщинистый умелец простер руки, словно нашаривая дорогу в темноте, и вскоре добился относительной тишины. Уж больно странно было видеть аполитичного Пузырька, собравшегося толкать речь.
— Значит, чего? — сказал он. — Мне ж ведь тоже работать надо. Сами же скулить начнете, если гнать перестану… Меры, да? А какие тут меры? Дедок-то прав: обидится — хуже будет… Значит, что я предлагаю… А перетерпеть недельку!
Толпа помедлила мгновение, а затем взорвалась, как глыба, если тюкнуть ее в самую что ни на есть напряженку. Мудрый Пузырек подождал, пока вопли спадут, и снова принял позу слепца, наслушивающего руками дорогу.
— Причем — как? — невозмутимо продолжал он, — А как обычно. «Здравствуй, Рома… Как дела?..» Будто ничего и не было… Вы мне поверьте! Я в людях не ошибаюсь. И в Ромке тоже… Вот Вася не даст соврать… А? Вась? Что я тебе тогда говорил?..
— Идет! — приглушенно и отрывисто
Толпа с голодным урчанием повернулась к выступу, из-за которого вот-вот должен был показаться виновник смуты.
— Цыть! — страшным шепотом одернул всех Пузырек. — Кто на него разок покосится — ни колпачка потом не налью! Клавка, закрой рот! Чтобы слова от тебя никто не слышал!
Из-за угла ленивой, расслабленной походкой выволокся Ромка. Остановился. Чуть выдвинул вперед голенастую ногу, сложил руки на груди и с откровенным ехидством оглядел собравшихся. На устах его играла демонская улыбка. Что Василий и Лика сидят рядышком на одной глыбе, он как бы и не заметил.
— А-а, Рома? — умильно сощурился Пузырек. — Ну хоть ты им скажи. Ну куда это годится, что все
Стены матом исписаны? У Клавки вон кто-то словечко вырубил, а вчера вот у Леши над самой завалинкой…
— Главное, у кого! У слабой, беззащитной женщины! — весьма натурально заголосила Клавка. Дура-дура, а подыграла в самую точку.
Леша сообразил огрызнуться — и пошло-поехало. Скандал заваривался — пальчики оближешь! Слишком уж свежи были раны, связанные с наскальными надписями.
На веснушчатой физиономии Ромки проступило смятение. Он даже вроде обмяк малость: выдвинутую вперед ногу подобрал и руки расплел. Нет, не такой он ждал встречи.
— А у меня! У меня! — визжала вскочившая Люська. — Все равно ведь узнаю, кто этим занимается!
Ромка попятился. Демонская улыбка сгинула. В отверстых глазах хулигана стыли теперь обида и растерянность.
— А вот фиг вам! — злорадно выговорил Ромка, протискиваясь среди пульсирующих стеклистых труб, дышащих на него то жаром, то холодом. В правой он чуть на отлете держал провисший конец тонкого тускло-серого световода-бритвы. Было теперь в Ромке что-то от зубного врача со шнуром бормашины в руке.
Жертвами его на этот раз стали две трубы, каждая толщиной примерно с запястье. Одна пульсировала алым, другая — изумрудным. Перерезав обе на уровне собственной талии (чтобы удобнее потом было работать), Ромка отбросил за ненадобностью тускло-серый световод и, должно быть, подражая ковбою, вскинул оба гибких стеклистых шланга срезами вперед.
Два луча (а точнее — два потока вспышек) прорезали цветной колышащийся полумрак, и на соломенно отсверкивающей стене возникли два стремительно мигающих пятна — алое и изумрудное.
— Ду-ду-ду-ду-ду-ду-ду! — кровожадно протарахтел Ромка.
Затем состыковал верхний конец алого световода с нижним концом изумрудного и начал бинтовать стык. Ту же операцию он проделал и с другой парой концов. Выбрался из чащи, перешагнул лоснящееся, как чугун, большое кольцо и, сняв с плеча белоснежные ленты шириной с ладонь, озабоченно пересчитал. Маловато. Надо бы еще подрезать…
Выбросился наружу и огляделся, прикидывая, какой еще скок может вести в незаселенку. Кажется, там, за углом…