Сокрушитель
Шрифт:
— Так, стало быть, световоды вы не запомнили… — задумчиво продолжал Сократыч. — Жаль, жаль… Но, знаете, даже если не вникать в детали, картина все равно складывается интереснейшая. Я и сам давно уже подозревал, что мы находимся как бы внутри некоего компьютера…
Ромка приподнял голову и посмотрел на дедка с недоумением.
— Ты чего, дед? Ты хоть раз в жизни компьютер видел? Это же телек с кнопками!
— Это все частности, Рома. Я имею в виду, что наш мирок — это малая деталь некоего вычислительного устройства…
— Такое здоровое? — усомнился Ромка. Дедок Сократыч
— Как сказать, Рома, как сказать… Все зависит от размеров самих хозяев. Допустим, что окружающий нас мир для них — не более чем микросхема или как там это называется?.. Я, знаете ли, не кибернетик… Допустим, что глыбы возникают самопроизвольно и каким-то образом вредят работе всего устройства… Скажем, вносят помехи…
— А я сам? — взъершился Ромка, окончательно вовлекаясь в разговор. — Не вношу, что ли?
— Стало быть, причиняемый вами вред, — невозмутимо отвечал дедок, — сущие пустяки по сравнению с тем вредом, которые причиняют эти симпатичные камушки… А представляете, каких трудов в этом случае хозяевам стоило построить ту же «конуру»? Это даже не блоху подковать! Это…
— Дед, а, дед? — внезапно повеселев, перебил Ромка — Вот ты всю дорогу говоришь: я не физик, я не химик… А ты кем вообще работал?
— В библиотеке, Рома, — с ласковой улыбкой отвечал ему дедок. — Всю жизнь в библиотеке…
— А-а… — с уважением протянул Ромка. — А кем? Сократыч замялся.
— Н-ну… Словом, в библиотеке.
— Гардеробщиком, что ли? — ляпнул Ромка, раскатавши рот до ушей.
Сократыч обомлел и уставился на него чуть ли не с ужасом.
Неужто и впрямь — гардеробщиком?
ГЛАВА 24
Безумству храбрых поем мы песню
Славный выдался денек. Впрочем, все на свете, чего ни коснулась рука этого хулигана, неминуемо оказывалось славным. Сандалии, например. Взять подошву — не плоская, как у Люськи с потолка, а утолщающаяся к пятке. Маша Однорукая, чтобы сотворить этакое чудо, чуть ли не всю кольцевую трубу изрезала. Шутки шутками, а пятка-то — трехслойная.
С удовольствием ставя на покрытие ладные ножки в новых сандалиях, Лика шла на примерку. Обогнув опору, вовремя остановилась и предостерегающе ухватила Телескопа за пушистое плечико. В каких-нибудь десяти-пятнадцати шагах на приступочке Клавкиного броневичка сидели и беседовали дедок Сократыч и Ромка. А вот этой встречи — не надо!
Хулиган, едва не сломавший всю ее жизнь, был возмутительно весел. Чего нельзя было сказать о Сократыче.
— Гардеробщиком? — донеслось до Лики с восторженным привизгиванием произнесенное слово, и ее даже передернуло от омерзения. Какой все-таки негодяй! Другой бы на его месте в ногах валялся, прощения просил…
— Обойдем-ка сторонкой… — сказала она недоуменно уставившемуся Телескопу.
Они взяли на две опоры левее и прошли по краю площади с пятиэтажкой. Льдистое покрытие отливало привычными глазу слюдяными тонами. Серой коробкой из-под обуви маячила вдали «конура». Свернув в проулок между складчатых бледно-золотистых громад, Лика вновь обрела
— Добрый день, Никита, — приветливо сказала она. — Ну что? Кончился террор?
Он вскинул вечно опущенную голову и уставился сначала на нее, потом — на важного Телескопа, прижимающего к груди какой-то сверток. Снова повернулся к хозяйке и, понятное дело, залюбовался. Лика была хороша. Сандалии с перекрещивающимися на щиколотках плетеными ремешками, серебряный балахончик, на шее — проводок, хитро оплетающий три хрустальные, стреляющие искрами пирамидки.
— Добрый день, Лика… Вы имеете в виду…
— Да вот то, что творилось… Кажется, унялся наш скандалист.
Лицо Никиты стало вдруг по-детски беззащитным, близко посаженные глаза поехали куда-то в сторону.
— Я слышал, у вас с ним… размолвка… Лика рассмеялась. Что ни говори, а забавный человечек был этот Кляпов.
— Вы мягко выражаетесь, Никита. Ушла я от него. Понимаете? Ушла.
— Что вы говорите… — пробормотал он и пригорюнился окончательно.
— Да бросьте вы, Никита. Трагедии в этом уже никакой нет. Кончилась трагедия.
Он растерянно оглаживал переносицу, снова, наверное, затосковав по очкам, которые можно было в любой момент снять и протереть, собираясь с мыслями.
— Вот и от меня тоже… — грустно сообщил он ни с того ни с сего. — Ушла…
Заждавшийся Телескоп присел на корточки и сердито чирикнул что-то непонятное. Не иначе — на родном наречии.
— Вы были женаты? — поражение спросила Лика, тшетно пытаясь представить себе женщину, согласившуюся выйти замуж за Никиту Кляпова.
— Да… — вздохнул он, зачем-то осматривая кончик своего ломика. — Сказала, что я гублю не только себя, но и всю семью… Понимаете, у меня были неприятности… Как бы это выразиться?.. Политического характера…
— У вас?!
Диссидентов Лика представляла как-то, знаете, по-другому.
— Да, — смущенно улыбаясь, признался Никита. — Хотя сам я — ни сном ни духом… Просто работал в обществе книголюбов, заведовал, как ни странно, клубами… И вот организовали там один такой клуб… Честно сказать, я так до сих пор и не понял, что они, собственно, натворили, но шум был большой. Председателя общества выгнали из партии, меня, естественно, уволили — ну и жена… испугалась, короче…
— Йест! — пронзительно предупредил Телескоп.
Оба обернулись. Действительно, в трех шагах от них стоял жилистый сухощавый Крест и с ленивой усмешкой оглядывал Никиту.
— Начальнице! — издевательски-вежливо осклабился он, отпуская полупоклон в сторону Лики, после чего вновь повернулся к Кляпову. — Ты! Трекало! Слазь с метлы! Там у тебя широкий фронт работ.
И Лика увидела, как Никита (пусть смешной, но все же культурный, интеллигентный человек) на глазах увядает, опадает… Вот он поглядел на нее виновато, ссутулился — и побрел прочь. Лика растерянно смотрела ему вслед. Как-то так вышло, что из ее жизненного опыта напрочь выпала знакомая многим девушкам ситуация; любезничаешь, скажем, с молоденьким солдатиком — и тут подходит старший по званию.