Сокрушительный удар
Шрифт:
Подъехать туда на машине было невозможно. Я вылез и пошел дальше пешком. Казалось, все до единого жители деревни, включая инвалидов в колясках, устремились туда же. Чем ближе я подходил, тем труднее становилось пробиваться через толпу. Толпу сдерживал переносной барьер, поставленный поперек ворот. Я протиснулся мимо него, и деловитый пожарник тут же приказал мне убираться вон.
— Это же мой дом, блин! — немногим вежливей возразил я. — Я только что приехал!
— А-а, — он ненадолго задумался. — Ветер мешает. Но мы делаем,
Я огляделся и понял, что он имеет в виду.
Конюшня полыхала. Ее было уже не спасти. Она целиком была охвачена ярко-оранжевым пламенем. Языки огня выстреливали высоко над крышей, ревя и грохоча, точно гром и молния, которые смешивают вместе в каком-то дьявольском миксере. Жара стояла страшная. Повсюду клубился дым и ел глаза. Это было похоже на гигантский костер. Присмотревшись, я увидел, при чем тут ветер. Ветер нес снопы искр в сторону все еще темного силуэта дома.
Половина пожарных тушили конюшню. Остальные, столпившись спина к спине, спасали то, что еще можно было спасти. Серебряные струи воды окатывали крышу и задний фасад дома и хлестали в разбитое окно моей спальни.
В дальнем конце двора, у самого загона, стояли две пожарные машины. Я поначалу удивился, почему это они стоят именно там, потом сообразил, что они качают воду прямо из ручья, бегущего за домом. «Ручей-то маленький», — с беспокойством подумал я. Длинный узкий двор превратился в море луж, по которым волочились пожарные шланги. Там было полно людей в черных касках, привычно и ловко выполняющих свою трудную работу, — добровольных пожарников, которые бросили свое субботнее пиво в баре и примчались сюда, чтобы помочь спасти мой дом. Конечно, глупо было в такую минуту думать о пиве, но я все же подумал.
Пожарный, с которым я только что разговаривал, сочувственно сказал, что да, неприятное получилось возвращение домой. Он сказал еще, что для таких строений, как конюшни и фермы, надежды обычно мало, потому что там почти всегда хранится сено или солома. «Горит как порох».
— Мы послали за помощью, — сказал он. — Они должны приехать с минуты на минуту.
Ему приходилось почти кричать, чтобы я мог его слышать.
— Дорога запружена почти до середины деревни! — крикнул я в ответ.
Он вздохнул и пожал плечами. Мне хотелось рвать и метать.
— Жалко вашу машину! — сказал он.
— Какую машину?
Он махнул рукой в сторону гаража, расположенного рядом с конюшней. Там догорали останки машины Криспина.
Я схватил пожарника за рукав.
— Где мой брат? — крикнул я. — Он здесь... Где он?
Пожарник покачал головой:
— В доме было пусто! Мы проверяли. Когда мы приехали, пожар еще не так сильно разгорелся и в доме было безопасно.
— Может быть, он спит!
— Да кто же может спать в таком шуме, парень! Да, его можно было понять. Шуму действительно было немало.
— Мне надо проверить!
— Вернись! — крикнул пожарник. — Туда
Он силой остановил меня на полпути к кухонной двери. Я сказал, что мы должны найти моего брата.
Пожарник снова принялся уверять меня, что моего брата в доме нет.
— Он может быть мертвецки пьян! — Сейчас не время спасать репутацию Криспина. — Он без сознания!
А может, он опять поперся в бар и сейчас сидит там за шестой порцией двойного джина, но проверять было некогда.
— А-а!
Пожарный протащил меня через толпу людей и сплетение пожарных рукавов к ближайшей машине и сунул мне в руки кислородную маску.
— Надевай! — сказал он. — В доме сейчас темно, так что ты его найдешь быстрее моего. Если, конечно, он там.
Он дал мне каску и перчатки, и мы побежали к дому. Я на бегу лихорадочно пытался застегнуть амуницию.
В доме оказалось невероятно много дыма — густого, едкого, горячего и маслянистого. Помещения освещались только пламенем бушевавшего снаружи пожара, а это значило, что все дальние комнаты были заполнены непроглядной мглой. Дым ел глаза и заставлял их слезиться. Я поспешно натянул маску и попытался понять, где нахожусь и куда бежать.
— Где он мог быть? — прокричал пожарник.
— Может, в гостиной? Сюда!
Мы пробежали по коридору и ввалились в гостиную, где было не видно ни зги. Я ощупал диван, кресла, пол — это были те места, где обычно засыпал Криспин.
Его не было.
— Нету!
Мы бросились наверх. Наверху было очень жарко и дым был еще гуще, чем внизу. Деревянные косяки дверей местами обуглились, словно они уже горели, но пламени нигде не было видно.
Я обыскал всю спальню Криспина, потом свою — его нигде не было. В спальне Криспина было темно, в моей играли оранжевые отсветы пламени и в окно тропическим ливнем хлестала вода.
— Нету его! — крикнул пожарный.
— В ванной!
— Скорей, крыша тлеет!
Дверь ванной была закрыта, но не заперта. Я отворил ее, шагнул внутрь — и споткнулся о ноги Криспина.
Здесь воздух был почище. Пожарный протиснулся мимо меня, подхватил Криспина на плечо, точно младенца, и бросился наружу так быстро, что я и без ноши с трудом поспевал за ним.
Пожарный положил Криспина на сырую траву — больше его положить было просто некуда. Я сорвал кислородную маску и с тревогой уставился на брата.
— Он живой?
— Не знаю. Надень на него свою маску. Пожарный сразу принялся делать Криспину искусственное дыхание, заводя ему руки за голову, а я натянул на него маску и проверил приток воздуха.
Пожарный, не останавливаясь, поднял голову и посмотрел на толпу зевак у ворот и на ряды лиц над изгородью, озаренных пламенем пожара. Я без слов понял, о чем он подумал. Третья пожарная машина, «Скорая», врач, полиция... ни одна машина не доберется до нас, пока зеваки не расползутся по домам.