Сокрушительный удар
Шрифт:
— Ну, почти... Не думай, что я тебе за это благодарен.
— Не думаю.
Еще одна долгая пауза.
— Приезжай за мной завтра утром, — сказал он. — Говорят, меня выпустят около полудня.
— Ладно.
— А теперь катись в жопу.
Софи вышла вместе со мной из палаты, и ее негодование вырвалось наружу, как пар из чайника.
— Слушай, почему ты вообще его терпишь?
— Он мой брат.
— Ты мог бы просто выкинуть его за дверь!
— А ты бы выкинула?
Она не ответила.
Я представил себе Криспина. Лежит и терзается своими выдуманными страданиями, одинокий, никому не нужный, в своем маленьком персональном аду. Когда-то у него были девушки, но это было давно. Теперь только я не давал ему окончательно скатиться в канаву. И я знал, что он чувствует себя за мной как за каменной стеной.
— Может, есть все-таки какое-нибудь лекарство? — спросила Софи.
— Есть, есть. Хорошее лекарство. Одно-единственное.
— Какое же?
— Захотеть вылечиться.
Она недоверчиво посмотрела на меня.
— По-моему, это бессмыслица.
— Если бы его желание вылечиться стало сильнее его тяги к выпивке, он бы тут же выздоровел.
— Но ведь иногда так и бывает, — возразила она. — Ты ведь сам говорил, что иногда он неделями не пьет.
Я покачал головой.
— Только затем, чтобы снова надраться. Он просто оттягивает удовольствие, как ребенок, оставляющий конфеты «на потом».
Мы сели в мою машину и поехали обратно к вонючему пепелищу.
— А я думала, это болезнь, — сказала Софи.
— Нет, это просто порочная тяга. Вроде футбола.
— Ты снова порешь чушь.
— Под влиянием футбола люди громят электрички и затаптывают друг друга насмерть.
— От алкоголя умирает больше людей! — запротестовала Софи.
— Да, наверно, ты права.
— Да ты мне просто лапшу на уши вешаешь! Я усмехнулся.
— Но ведь вроде бы изобрели какую-то штуку, которая помогает.
— Ты имеешь в виду «антабус»?
— А это что такое?
— Какое-то вещество, которое придает алкоголю отвратительный вкус. Нет, оно, конечно, действует. Но только сначала все равно нужно захотеть бросить пить, а иначе ты просто не станешь его принимать.
— Криспин не стал? Я кивнул.
— Вот именно. Криспин не стал.
— А как насчет «Анонимных алкоголиков»?
— Все то же самое. Если хочешь бросить пить, «Анонимные алкоголики» тебе помогут. А если нет, ты просто станешь держаться от них подальше.
— Я никогда не думала об этом с этой точки зрения.
— Везет тебе, старушка!
— Ты свинья!
Еще с милю мы проехали в дружеском молчании.
— Нет, все равно, — сказала Софи. — Мне ведь всегда говорили, что это болезнь. Нечто, с чем просто нельзя справиться. Одна рюмка — и запускается цепная реакция.
— Дело не в рюмке. Дело в желании
— И в ногах. Я рассмеялся.
— Да, на тело он тоже влияет. На самом деле организм застарелого алкоголика настолько приспосабливается к влиянию алкоголя, что, если его внезапно лишить спиртного, это может вызвать эпилептический припадок.
— А... а у Криспина тоже такое бывает?
— Нет. До этого еще не дошло. Но если он говорит, что ему, блин, нужно выпить... ему это действительно нужно.
Именно поэтому в той бутылочке, которую я принес, сок был наполовину разбавлен джином.
Мы немного постояли во дворе, пока закатный свет медленно угасал над остывающими угольями конюшен.
— О чем ты думаешь? — спросила Софи.
— Хм... О том, что я бы с удовольствием сломал Фреду Смиту второй локоть. А также колени, пальцы, лодыжки и шею.
— Именно в таком порядке, — кивнула она. Я рассмеялся, но в душе по-прежнему пылал гневом. На этот раз это уже чересчур. Мелкие стычки переросли в открытые военные действия. Если Паули Текса все-таки прав и Вик или кто-то еще пытается запугать меня и заставить выйти из игры — что ж, они добились как раз противоположного. Им не удалось заставить меня играть по правилам Вика — напротив, они убили во мне терпимость, с которой я относился к ним раньше. Я по-своему не менее упрям, чем этот кучерявый Фред Смит. Вик еще пожалеет, что не оставил меня в покое!
Я отвернулся от руин. Я отстрою то, что погибло. Как можно скорее, и еще лучше, чем было раньше!
— А где ты собираешься ночевать? — спросила Софи.
Я посмотрел на нее в темноте. Гладкие серебристые волосы. Спокойные глаза, в которых отражается небо. Ничего, кроме дружеского интереса.
Для того, чтобы я поехал ночевать к ней, мне нужно что-то более серьезное...
— Нельзя ли воспользоваться твоим диваном? — спросил я.
Она помолчала.
— Диван короткий, — сказала она. И снова замолчала. Я смотрел на нее и ждал. Наконец ее глаза улыбнулись.
— Ну ладно. Ты уступил мне свою постель... Я уступлю тебе свою.
— Вместе с тобой?
— Я надеюсь, ты не затем спалил свою спальню, чтобы оказаться в моей постели?
— Я хотел бы ответить «да».
— Ничего, ты и так выглядишь достаточно самодовольным! — сказала она.
И мы мирно отправились в Ишер, она на своей машине, я на своей. Мирно поужинали тем, что нашлось у нее в морозилке, посмотрели мирное старое кино по телевизору.
И в постели она тоже была удивительно мирной и спокойной. Ее внутренняя сдержанность никуда не делась. Казалось, она насмешливо вскидывает брови при мысли о том, как забавно это выглядит со стороны. Она была тихой и пассивной.