Сокрытый в Тени Крыла
Шрифт:
— Вы на что…
— Твой предок непросто так сюда посажен был, уважаемый Муи, — ответил павлин, — ваша клановая техника.
— Тенро? — удивленно переспросил Муи.
Птиц кивнул:
— Она самая. Крайний метод, так сказать. Если других не останется.
— Почему крайний?
Кьюджин хмыкнул, ответив за учителя:
— Техника сжигает активную чакру. Просто сжигает. А теперь посмотри на этот артефакт и вдумайся, насколько там много чакры? И что будет, если она вся разом вспыхнет?
— Это… невозможно…
Павлин кивнул:
— Да… И нет. Ты, в твоем текущем состоянии, такого точно не осилишь.
Кьюджин ударил ладонью по лбу:
— Не верю, что я на это подписываюсь.
Павлин отмахнулся движением крыла:
— Тебе достанется самое простое, расслабься.
— П***тс! Почему опять я!? — тихо матерился Коноховец, — Почему я снова вляпался в какое-то биджево дерьмо!? Сегодня утром еще был обычным заключенным в обычной тюрьме! А теперь!?
Муи посмотрел на матерящегося Кьюджина, на безмятежного павлина, на своих людей, на артефакт.
— Мы всерьез собираемся атаковать и пытаться убить древнюю тварь, которую не смог убить сам Рикудо?
— Добро пожаловать в мой мир, — хмыкнул Коноховец.
Муи глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться, и выдохнул.
— Ворон взлетел… Упало черное перо… Пророчит несчастье… Что мы должны делать?
Павлин поднял голову к ночному звездному небу.
— Прекрасное хокку. Подготовьте людей, вы знаете ритуал. Но теперь измениться финал. Избранный не станет сосудом. Избранный станет палачом.
Муи кивнул:
— Я все понял.
— Тогда иди к своим людям.
Он ушел, оставив ученика и учителя одних. Кьюджин печально вздохнул:
— Большие шансы?
— Не слишком. Пятьдесят на пятьдесят. Может получиться, может — нет.
Коноховец кивнул:
— Понятно. А выжить?
Павлин промолчал.
— Понятно, — повторил задумчивый ученик, — значит, уничтожаем сосуды?
— Не потянем… По отдельности. Я стану твоими крыльями. Я научу тебя летать, мой ученик. И мой друг. Тебе не привыкать ставить на кон все. И… Извини. Я не знал, что Ятагарасу вдруг обнаружиться здесь…
— И не мог знать. Ее пробудила моя сенчакра, — ответил Кьюджин, — так что все взаимосвязано. Это не я оказался здесь не вовремя. Это я создал обстоятельства, оказавшись здесь. Так что это все не случайность, а просто закономерное стечение обстоятельств. Это все не случайность, а одно сплошное стечение обстоятельств. Начавшееся с того момента, как я покинул Деревню Горячих Источников. Умолчал часть информации, не настоял на том, что деревню следует взять под наблюдение. Боялся, что Данзо узнает слишком много. Так что минерал бы в любом случае всплыл бы где-нибудь. И уже всплывал не раз. А я все равно не намекал на то, что месторождение нужно взять в разработку. И, если бы я был не я, то не убил бы Третьего вместе со старейшинами, а сидел бы сейчас главой Корня, и проблем не знал. И не будь я сеннином, не разбудил бы эту черноперую сучку. Закон жизни, из всех возможных ситуаций случиться самая худшая. Вот и получил свою самую худшую ситуацию. Каким-то биджевым вывертом наткнулся на древнего особо опасного сеннина в тюрьме для недоделков. Специально, ***дь, не придумаешь! Всю жизнь занимался тем, что служил Конохе и обустраивал собственный
Оракул кивнул, молча соглашаясь с учеником.
— Но много на себя берешь. Ее остановят. Просто позже. И трупов будет много. Очень много.
— Может, смыться и подкрепление привести? — неожиданно предложил Като.
— Уйдет, сучка. Сама понимает, что ей прятаться надо. А спрятаться она может, да так, что никто не найдет, пока она сама не захочет.
— ***дь!
Помолчали.
— Страшно? — спросил Оракул.
— Да, — кивнул Като, — не подохнуть, это я уже пережил. Ино оставлять страшно. Ребенка. Кучку подростков, которую я вместо себя оставил. Они умненькие, но все равно страшно. Твое поручение еще. Сука! Никогда так сильно жить не хотелось, как сейчас.
Оракул кивнул.
— Столько лет прожил, думал, давно уже перестал смерти бояться. Нет, боюсь еще.
Кьюджин ухмыльнулся:
— Значит, еще не стар душой.
— Возможно. А сам?
Кьюджин задумался, но ответить не успел. Муи всем своим видом показывал, что готов.
— Ставки сделаны, ставок больше нет, — выдохнул Като, — Умел бы молиться, помолился бы. Поехали, учитель?
Павлин кивнул, и засветился ярче. Его примеру последовал и Кьюджин. И через несколько мгновений два источника света стали едины…
Глава 4/21
Это не было слиянием или чем-то близким к нему. Или было. Со стороны, наверное, казалось, что Птица и человек слились в нечто единое. На самом деле Оракул просто сел на спину ученику, и начал за двоих удерживать режим сеннина. Като, постояв пару секунд, привыкая к новому ощущению, поднял правую руку и посмотрел на нее. Его тело уже не источало свет, как в первые секунды. Светились только глаза, ладони и ступни, ну еще крылья Оракула. И сейчас он смотрел на собственную ладонь, ощущающуюся, как живую, и двигающуюся, как живую.
— Последнее напутствие, учитель?
— Бей сразу и как можно сильнее. Она опытна, но контролирует чужое тело и не сможет сразу реализовать всю свою силу, — ответил из-за спины птиц.
— Сразу и со всей силы, — задумчиво повторил Кьюджин, — сделаем.
Он направил руки и крылья в сторону Ятагарасу. На формирование ударной техники ушли мгновения. А затем яркий столб света прорезал небо, на несколько секунд обратив ночь в день. Но когда он исчез, то Като увидел массивные черные крылья, закрывшие артефакт. Крылья разошлись, и взору предстала крупная, десятка метров в длину, ворона.
— Но я мог и ошибиться, — поправился Оракул.
Ворона взмахнула крыльями, и в то место, где только что стоял сеннин, полетели сотни крупных острых перьев, легко прорезавших камень. Кьюджин взлетел, облетая ворону. Вскинул руку, и с его ладони с непривычной легкостью начали срываться заряды концентрированной сенчакры. Но и Ятагарасу не сидела на месте, тоже летая и маневрируя, и успевая еще отстреливаться перьями.
Муи с земли наблюдал, как черный, чернее ночного неба, ворон кружит над тюрьмой в паре со светящимся в темноте человеком с крыльями. Лучи света, которые выпускал второй, иногда попадали в верхушки зданий, снося сразу целые куски. Иногда рядом падали перья, будто тяжелые острые клинки, врезающиеся в землю.