Соль этого лета
Шрифт:
— Если кто-то… — качаю я предупреждающе головой.
— Так… — рассеянно. — Хватит! Три дня не купаться.
Бросает шприц в мусорное ведро. Слепо смотрит в окошко.
Надо уходить. И то, что таяло под рёбрами, начинает невыносимо ныть. Опускаю взгляд, не желая демонстрировать это. Но оно просачивается через кожу, меняя атмосферу на еще более болезненную.
— Давай, руку обработаю, — опомнившись, бросает взгляд на большую ссадину.
Бинт обвивается вокруг моего предплечья, пряча
Загрузившись, больше не флиртую. Просто злюсь на не"e. Как на источник этого ноющего чувства. Оно не даёт дышать нормально. И я несколько раз вдыхаю поглубже, пытаясь поймать кислород. Воздух вырывает рвано… Ничего не могу поделать с этим.
— Больно? — тревожно.
Больно. Но не там.
— Обезболивающее надо?
— Обойдусь, не барышня.
Когда она заканчивает, бросаю короткое «спасибо» и сваливаю.
— Марат…
В дверях оборачиваюсь.
— Сколько ты набрал за год?
— А что?
— Это слишком быстро. Твоё сердце может не справиться с таким объёмом новых тканей и сосудов.
Моё сердце? Лицемерка… Плевать тебе на моё сердце.
— Ты не «химичишь», случаем?
— Беспокоитесь за моё сердце, Алёна Максимовна? — со злым сарказмом усмехаюсь я.
— Ладно, иди, — рассерженно.
Сбегает за ширму. Ну, а чего ты с ней так базаришь, Тарханов? — психую я на себя. — Думаешь, очаруется плохишом как малолетки? Нет. Не думаю. Но и пай-мальчиком я её не очарую. Я такой, какой есть. И я тебе, нравлюсь, Ростовская! Просто, принципы твои стрёмные…
Потупив ещё пару секунд, выхожу на улицу. Захожу за здание, не желая сейчас ни с кем пересекаться. Отдышаться. И перезагрузиться немного.
Смотрю на тропинку вниз. Прогуляюсь до ужина к озеру. Оно необычное. Соленое. Говорят, лечебное. Но там туча противопоказаний и администрация запрещает в нем купаться. Но мне кажется, запрещают больше из-за того, что на озере постоянно тусуются местные и приезжие. А у нас с ними вечные конфликты. Иногда доходит до драк… До ужина все равно никто не хватится.
Прохожу мимо окон медкабинета. Алёна рывком отворачивается, пряча сигарету.
— Да знаю я, что ты куришь, — фыркая, прохожу мимо, не глядя в её сторону. — От Беса шифруйся, а не от меня.
С грохотом захлопывает окно. Ну вот и пообщались…
Глава 2. Неподходящий совет
Оперевшись плечом на косяк, Бес, отмечает в своем журнале, что все на месте. Наша комната последняя. Вернее, первая у входа в мужскую секцию.
В комнате на четверых. Одна кровать пока пустует. Некоторые подтянутся только завтра утром.
Сидя на подоконнике у открытого окна методично стучу маленьким мячиком в стенку напротив. Вдалеке к корпусу идёт Алёна со своим
— Отбой, пацаны, — захлопывает журнал Бес. — Давайте без эксцессов. Спать хочу. Разбудите, до утра напрягу на плацу упражняться. Усекли?
— Всё ок будет, тренер! — улыбается Яша. — Мы тихонечко на гитаре побренчим и баиньки.
— Тихонечко. Другим дайте выспаться.
— Бессо Давидович, можно я Алене… Максимовне, — поспешно добавляю я, — сумку помогу донести?
Киваю в окно.
— Тяжёлая.
— Да я сам… Не парься. Ложись.
Ну и тупишь же ты, Бес! — раздраженно закатываю глаза. Не парься… Да не парюсь я, наоборот!
— Бессо Давидович, — забегает из холла девчонка. У нас свет отрубило. А девочки в душевой…
— Марат, — кивает мне Бессо. — Давай за сумкой. А я посмотрю щиток.
Класс!
Срываюсь, спрыгивая прямо с подоконника. Первый этаж высокий. Спрыгнуть — легко. А вот вернуться таким путём гораздо сложнее.
Парни, угорая, свистят провокационно вслед, высовываясь из окна.
Ускоряя шаг, приближаюсь к Алёне. Сердце колотится. Голос пропадает.
Молча стягиваю с плеча рюкзак.
Кофточка на ней, конечно, полный трындец. Белая ажурная ткань идёт низко по пышной груди и открывает плечи, держась ниже, уже на руках. Словно вот-вот съедет ещё ниже.
Над тончайшей талией этот ажур заканчивается, открывая пупок с каплеобразной серьгой пирсинга. Кожа — безупречный бархат. Над низким поясом джинсов крупная родинка. Я очертания этой родинки знаю лучше, чем очертания родины на карте!
Пялюсь, да…
— Ма-рат, — строго.
Рывком поднимаю взгляд вверх, ей в глаза.
— Что? — борзо прищуриваюсь.
И не надо тут возмущения. Не хотела бы, чтобы смотрели, надела что-то поскромнее.
Делает шаг вперёд. Догоняю.
Ну, давай, Тарханов, говори что-то. Ты всё прошлое лето молча на неё дро…
— А где Бессарион? — сбивает меня Алена с мысли.
— А что без Беса вечер не томный? — вырывается ревниво у меня.
Бегает вечно к нему по каждому поводу!
— Тарханов, отдайте немедленно сумку! — резко переходя на «Вы» врастает в землю.
Голос обиженно вздрагивает.
— Нет, не отдам.
— Как Вы смеете со мной так разговаривать?! Я Вам что — подружка??
Ну понеслось… А я даже хочу с ней конфликта. Потому что, только когда она на меня рычит, у нее хоть какие-то чувства прорываются!
— Не подружка, — теперь вздрагивает мой голос.
— Почему Вы мне тыкаете?!
— Тебе двадцать четыре…
— Причём здесь возраст?! — вздымается нервно её грудь, растягивая гипюр. Краешек ореолы чуть-чуть обнажается над гипюром.