Соль любви
Шрифт:
– А кто на длинной? – удивилась я.
– Я думал, ты ведьма, а ты, оказывается, птица-ангелица. Окно закрой. Меня бог с кровати сдувает.
Я закопалась под одеяло. Илья распустил мою косу, ему так хотелось. И мы защекотали друг друга до ясельного возраста в пеленке из моих волос.
– Я теперь волосы не расчешу, – расстроилась я.
– Давай я.
Илья сидел за мной, расчесывая волосы, и дышал рыбой, выброшенной на берег. Он раздвигал прядь за прядью и жег мою голую кожу, касаясь ее губами. Лопатки, плечи, ребра, каждую косточку позвоночника
– Твои волосы выросли до самой попы.
Я не узнала его голос. Так звучит азбука Морзе. Слово, выдох. Слово, вдох. Язык любви, состоящий из точек и тире. Тарабарская грамота для посторонних.
Мы лежали друг на друге, сдвоенной буквой «Т», слившиеся в инь и ян. Глаза в глаза.
– Ты красивая, – сказал он. – Твои глаза – два синих озера. Без края и без дна.
– Знаю, – улыбнулась я.
– Откуда?
– Гера говорил.
Илья откинулся назад и встал с кровати.
– Ты куда?
– На работу.
Я услышала шум воды в душе и закопалась в одеяло. У меня самый лучший парень на всей земле. Любимый. Мой любимый!
– Любимый, – я произнесла сначала по слогам, а потом крикнула во весь голос. – Любимый!
Мне повезло. Так повезло, как никому не везет! Негаданно, нежданно. Такое возможно только в сказке: все плохо или хуже не бывает, и вдруг счастливый конец. Я посмотрела в окно из одеяльной норы. Прямо в синий купол неба. Туда, где сидел бог. И рассмеялась. Я была счастлива. Первый раз за всю свою жизнь переполнена толстыми младенцами с колчанами, набитыми острыми стрелами под завязку. Иглотерапия из стрел совсем не страшна. Она забирает крылышки у толстых младенцев и дает их столько, сколько захочешь. Я оторвала крылышки у младенцев без раздумий. Они приросли ко мне мгновенно и подняли в воздух как самолет. Лежа в кровати, я кружила по комнате сверхзвуковым истребителем, пока не вылетела к белым, хохлатым облакам. Туда, где сидел бог.
– Спасибо! – крикнула я богу и услышала, как хлопнула входная дверь.
Я решила сачкануть с занятий. Зачем тащиться на лекции? Практику я пропустила, это главное, остальное не в счет. У меня образовалась уйма времени, и я подумала о варениках. С картошкой и грибами, мясом и капустой, творогом и сыром. Геру надо было кормить. Я пошла к нему домой и вдруг поняла: я в первый раз назвала свой дом Гериным. Это был хороший знак. Самый лучший! Положительная нематериальная точка отсчета. Вдруг именно с нее начинается другая, лучшая жизнь? Я посмотрела на небо, и солнце мне подмигнуло. Неужели правда? У меня перед глазами все расплылось. Ни с того ни с сего. Я не привыкла быть счастливой. Оказывается, от счастья тоже плачут.
– Кто сидел на моем стуле? – с порога крикнул Гера. – Кто ел мою кашу?
– Кто не мыл руки? – закричала я. – Кто не ел кашу?
Гера вошел в кухню, вытирая руки. И улыбаясь от уха до уха отражением
– Как дела?
– Я самая счастливая! – засмеялась я и чмокнула его в щеку.
– Хорошо.
– Не хорошо, а отлично! – не согласилась я. – Вода почти кипит. Сейчас отправим вареники в предпоследний путь. Делай пока кружки из теста чашкой.
Гера ужинал, я лепила вареники. Быстро-быстро. Мне надо было бежать домой. Скоро вернется Илья, и мы… Я засмеялась ни с того ни с сего.
– Чему смеешься? – спросил Гера.
– Ничему, – я улыбнулась самой себе.
Прозвенел звонок в дверь, и я услышала голос Ильи. Он за мной заехал. Надо же, догадался, где я! А как иначе? Люди, настроенные на одну волну, легко находят друг друга. Точнее не бывает.
– Катя налепила вареников на месяц. – Я услышала из коридора голос Геры. – Может, поужинаем вместе?
– Спасибо. Ужинал.
Илья встал у проема кухонной двери, засунув руки в карманы.
– Привет! – я ему улыбнулась. Торопилась долепить вареник.
– Виделись, – ответил он. – Не помешал?
Он смотрел на меня из тени коридора.
– Ты что! Разве ты можешь помешать? – Я подбежала к нему и потянулась, чтобы поцеловать.
– Руки в муке. Куртка дорогая, – жестко обрубил он.
Я стояла перед ним, раскинув руки. Кажется, целую вечность. Он усмехнулся, залив темнотой ямочки на щеках. Я опустила голову и вытерла руки прямо о джинсы.
Что делать, когда тебе дают прямо под дых? Когда этого совсем не ждешь? Я отвернулась к окну. Туда, где чаще прячут слезы. Илья слез не любил, я это помнила лучше всего. Только не помнила, кого он любил. Я их просто не знала. Никого.
– Мой руки, поехали домой.
– Катя никуда не поедет, – тихо сказал Гера.
– Я не понял, кто из нас третий лишний, дядя? – цедя каждое слово сквозь зубы, спросил Илья. – Я?
Он круто развернулся, и я услышала, как хлопнула входная дверь. Я сорвалась с места и побежала по темному бабушкиному подъезду.
– Илья! Илья! – кричала я. – Не уходи. Пожалуйста! Илья!
Я знала, что не успею. Так уже случилось. В тот раз я побоялась выйти за пределы. Осталась в прошлом, в другой жизни. А уже тогда все могло быть хорошо. Я должна была искать его на улице, бежать до его дома, на край света. Иначе все кончится. Абсолютно все.
Я налетела на него в темном тамбуре. Его всего трясло.
– Ты надо мной издеваешься? – спросил он, его голос рвался. – Я тебе кто? Кто? Скажи!
Мое сердце взметнулось вверх и забило горло огромным комом.
– Я люблю тебя, – произнесла я неслышно.
Он молчал. Целую вечность. Миллиарды секунд вселенского времени. Мне стало страшно до жути. Я поняла, он уйдет и никогда не вернется. Все было кончено. Навсегда. А я не могла ничего сказать. В горле торчало мое проклятое сердце.
– Больная, – наконец сказал он. – Тебе лечиться надо.
У меня перед глазами снова все расплылось, и я отвернулась. Зачем я прятала слезы, если ему все равно?