Соль под кожей. Том третий

Субботина Айя

— Вы так очаровательны в своей дерзости, Валерия.

Но мы оба прекрасно друг друга понимаем.

— Позволите последний вопрос, голубушка? Раз уж вы решили возложить на меня тяжкое бремя гонца?

— Готова покаяться во всех грехах, Николай Александрович, — отвечаю с восторгом на грани фола.

— Насколько я понимаю, ситуация крайне деликатная, требует запуска определенных механизмов и исключительной анонимности. Каким образом вы собираетесь ее решать? Не то, чтобы я ставил под сомнение ваш выдающийся талант —

в ваши годы и оказаться в кресле генерального директора! — но я бы хотел понимать, из-за чего рискую своей репутацией.

Ну вот, та самая точка невозврата.

Пора доставать джокера и потихоньку скрестить на удачу пальцы.

— Это мои «прачечные», Николай Александрович. — Я не без удовольствия наблюдаю, как от удивления его лицо растягивается до бесконечности. — Моя территория.

Новаку требуется время, чтобы переварить услышанное.

Я просто терпеливо жду.

— Правильно я понял, что Завольский перепоручил вам такое деликатное дело?

— Чтобы что-то перепоручить, надо у кого-то это «что-то» забрать, а весь механизм был с самого начала только моим. Я на этой территории не заблужусь даже без карты, компаса и фонарика.

— Вот она — золотая молодежь, которая дышит в затылок старой гвардии.

— Я просто хорошо и ответственно подхожу к своей работе, — повторяю это, кажется, уже в третий раз, чтобы окончательно закрепить в голове Новака свой образ «отличницы».

Он вдруг прищуривается, смотрит на меня с каким-то странно изменившимся выражением лица, а потом, заложив мою руку себе под локоть, подталкивает пройтись. Меня это не то, чтобы беспокоит, но пока что нет ни единой мысль, к чему может быть эта странная перемена.

— Вы мне сейчас очень сильно напомнили Александра.

— Александра?

— Гарина, царствие ему небесное, какая трагедия…

Я мысленно вываливаю на голову Шутова океан благодарности за то, что в свое время он натаскал меня держать лицо несмотря ни на что. Потому что продолжаю молча, в том же темпе и даже с тем же сердечным ритмом следовать за Новаком.

— Вы ведь слышала эту историю, Валерия?

— Только обрывочно. — К такому развороту я не была готова, поэтому приходится импровизировать на ходу. Сам Завольский никогда даже не заикался об этом, но он присвоил «ОлмаГрупп», а значит, о чем-то таком я должна знать. Буду отталкиваться от того, что всей картины случившегося у меня нет.

— Гаринские «уши» торчали везде. — Новак прищелкивает языком. — Он был серым кардиналом, без него Юра вообще ни один вопрос толком решить не мог. Страшно бесился, что даже в сортир без его разрешения сходить не может.

— Я, видимо, слишком мелкая сошка, чтобы Юрий Степанович делился со мной такими подробностями. — Во рту становится так сухо, что отлеплять прилипший к верхнему небу язык приходится почти что «с мясом».

— Были, Валерия, — поправляет Новак, — были мелкой сошкой. Хотя,

я бы поставил на то, что просто умело водили Юру за нос.

На его последнюю реплику «отвечаю» молчанием. Я уже показала свои шипы, если продолжу прикидываться одуванчиком — Новак просто сольется. Пусть думает, что он до фига проницательный и мои мотивы ему ясны как божий день.

Черт.

Я видела имя своего отца на тех документах.

Я…

Новак не дает вызреть моей мысли — останавливается, смотри на часы.

— Я так давно не проводил время в компании умной, великолепной молодой красавицы, что совсем забыл, что через час у меня встреча с тремя старцами из «дома с колоннами». Хотя, клянусь, я бы лучше прогулял с вами хоть до полуночи!

Принимаю этот насквозь фанерный комплимент.

«Это просто бизнес, здесь так принято — улыбаться, подливая яд».

— Я передам ваши слова, Валерия Дмитриевна. И прибавлю к ним мою личную рекомендацию. — Целует мою ладонь, дает отмашку охране и оба «шкафа» разделяют нас почти как волнорез.

— Приятного вечера, Николай Александрович. — И, немного подумав, намекаю: — Надеюсь, ваш вечерний стейк будет идеальной прожарки, с кровью.

— Очаровательна! — Он в шутку грозит мне пальцем. — Просто очаровательна!

Я остаюсь стоять на месте даже когда от всей троицы не остается даже теней.

Валентин молча стоит рядом.

— Наталья Игоревна подойдет, — говорю ему на автомате, выуживая в памяти имя той кандидатки на роль няни для наших с Шутовым кошек. — Договорились о встрече завтра утром, в десять — мы с Дмитрием Викторовичем хотим задать пару вопросов. Если все будет хорошо, то она должны быть готова приступить к своим обязанностям уже вечером.

Мы же в кино собирались.

Сеанс закончится в семь, потом можно погулять или…

«Гаринские «уши» торчали везде…»

Я могу думать о чем угодно — о котах, о кино, решать нерешаемую теорему Ферма, но понятия не имею, как вырезать из своей памяти слова Новака о моем отце.

Даже по дороге домой все время гоняю в голове слова Новака.

Они ложатся на слова Авдеева просто как на благодатную почву.

Как бы я не пыталась забить голову чем-то другим.

Отец действительно не был просто случайным прохожим в их играх за большое бабло?

Я думаю об этом когда дома со злостью бросаю в сумку пару спортивных вещей на первое время, кроссовки, джинсы, лонги, белье.

Пытаюсь представить, как вообще могла работать такая конструкция, если за несколько лет работы в офисе Завольского я ни разу не наткнулась на упоминание моего отца.

Бросаю в маленький нессер какие-то косметические принадлежности с полки в ванной.

Может Новак просто соврал?

Зачем?

Боже, да он же может в самом деле подозревать, что я — дочь Гарина!