Соль под кожей. Том третий

Какое-то время назад

Удивительно, как быстро и радикально нашу жизнь может изменить одна, казалось бы, незначительная деталь.

Не деньги и возможности менять этот долбаный мир каждый день, и делать его лучше для всяких утырков, потому что кто же еще о них подумает, как не собрат по несчастью.

Не перспектива медленно и болезненной смерти.

Не любимая девушка, которую приходится буквально подложить под другого мужика ради ее же блага и спокойной

жизни.

А всего одна новость о том, что бывшая проститутка и по совместительству нимфоманка залетела от тебя в ту единственную ночь, которую вы провели вместе, занимаясь таким себе сексом.

— У меня прекрасные новости, Дмитрий Викторович, — говорит мой гениальный израильский врач после долгого и дотошного ознакомления с анализами. — Ваше сердце работает почти так же хорошо, как двигатель «Порше».

Аналогия, приведенная им, явно не случайна, потому что кроме официальных денег, он получил лично от меня еще и «маленькую» четырехколесную благодарность, и двухэтажную «радость» на теплом тропическом островке. Но что куда более важно — все эти подарки оформлены самым тщательным образом, чтобы не беспокоить уважаемые налоговые службы и не злить коллег.

Мужику радость.

А для меня просто капля в море, потому что весь прошлый год, пока я проходил бесконечное тяжелое восстановление и жил под Дамокловым мечом моментальной смерти, я пахал. Как бы странно и фантастически это не звучало.

Пахал, блядь, так же отчаянно, как в самом начале строительства своей IT-империи.

— Неужели наступит день, когда я смогу с чистой совестью выбросить это на хер? — трясу маленькой таблетницей, которую по привычке таскаю в кармане. Сейчас там всего три порции таблеток: две круглых красных и она длинная, голубая.

Eбаная матрица.

— Ну, пока с этим придется повременить, — очень деликатно говорит мой доктор, а потом закрывает папку и медленно кладет ее в стол. — В любом случае, Дмитрий, сейчас я могу сказать, что вы — своего рода уникальный феномен в истории современной медицины. Черт, я почти сожалею, что согласился на анонимность и полную информационную тишину.

Я мог бы добавить, что за эту «тишину» клиника получила целый новый корпус и бюджет финансирования, за который они смогут провести еще с десяток таких же, но уже полностью публичных операций. Но я молчу из уважения к золотым рукам человека, благодаря которому я жив и планирую прожить минимум лет двадцать, а лучше — портить этот мир своим существованием еще лет сто.

Так что ограничиваюсь легкой полу улыбкой, которую эскулап может трактовать вообще как ему вздумается.

Встаю, через стол протягиваю ему руку и мы обмениваемся крепким рукопожатием.

— Жду вас через полгода на контрольное обследование, — говорит доктор, и его слова догоняют меня уже в дверях. — Как бы сильно я не был уверен в своей работе — предпочитаю видеть, как крепнет и здоровеет моя Галатея.

На это я снова туповато улыбаюсь, потому что планирую больше никогда сюда не возвращаться, по крайней мере до тех пор, пока к этому не появится парочка неприятных сигналов. Даже просто думая об этом, скрещиваю пальцы в кармане брюк, потому что, блядь, одновременно с шансом на новую жизнь во мне откуда-то вызрела долбанная суеверность. Хотя, возможно, это естественная реакция на внезапно проклюнувшееся желание наслаждаться каждым вздохом. Наслаждаться и понимать, что это чертовски приятно, а не расплачиваться за порцию воздуха маленьким взрывом Сверхновой в груди.

Выхожу из кабинета, подмигиваю миловидной медсестре в коридоре, которая тут же густо краснеет и как-то

очень по-детски прижимает к груди кипу папок. Я ей нравлюсь — она все время меня здесь подкарауливает, и каждый раз пытается сделать вид, что оказалась поблизости совершенно случайно. Я никогда не предпринимаю попыток познакомиться, знаю только, что ее зовут Рут — это имя написано на карточке, которую она носит на груди. Но сегодня моя стеснительная фанатка решает пойти ва-банк, потому что вдруг шагает мне наперерез, открывает рот, чтобы что-то сказать, но вместо этого роняет все свои папки и они разлетаются вокруг, соря бумагами, как опавшая с деревьев листва.

— Я такая рассеянная, — бормочет она, впопыхах собирая все это на новую неряшливую кучу. — Простите, я совсем не хотела…

Даже не пытаюсь ее слушать, просто помогаю собрать папки и кое-как оформляю кучу в тот вид, который малышка Рут сможет взять в руки и снова прижать к груди. В какой-то момент наши пальцы случайно сталкиваются, Рут начинает заикаться и поспешно, ссутулившись, семенит до ближайшей двери. Вряд ли даже замечает, что на табличке написано «Техническое помещение».

В моей жизни уже был период когда меня абсолютно никак не интересовала женская часть окружающих меня людей. После того как Алина потеряла ребенка, мы расстались и я пустился во все тяжкие. Кажется, за несколько месяцев переебал все, что видел и хотел, а потом как отрезало. До появления Лори.

Сейчас я как будто проживаю дежавю, только вместо трахательного загула — три операции, реабилитация и работа. Много работы.

Мой СЛИ-бот хотят все.

Сублимированная личность.

Новое слово и развитии искусственного интеллекта. То, что я создавал как помощника для моей маленькой обезьянки, чтобы ей было не так тяжело переваривать мою смерть, неожиданно оказалось прорывом века. В тоге и я не сдох, и мои доходы взлетели практически до небес. Правда, теперь все это приходится прятать под другим именем и другим логотипом. И даже «лицо» у всего этого богатства теперь другое, для отвода глаз и чтобы до поры до времени сохранять инкогнито. Официально, Дмитрий Шутов продал свою долю акций в «IT» еще год назад (я подписал ту бумажку накануне первой операции, когда думал, что у меня практически нет шансов проснуться после нее) и с тех пор никто не знает, где он и чем занимается. А после того, как я открыл глаза, увидел довольную рожу моего хирурга и его слова: «У вас очень ответственный ангел-хранитель, Дмитрий», я понял, что готов «родиться» заново. И так на свет появился Алекс Бёрги — мой цифровой аватар, созданная с нуля сублимированная личность, существующая полностью на мощностях моих разработок. Алекс швейцарец, обожает путешествовать и никогда подолгу не засиживается на одном месте. В целом, абсолютно нормальное в наше время явление, особенно среди молодых и сваренных вкрутую, так что никого не удивляет, что тридцати семилетний миллиардер и предпочитает держать контакт по видеосвязи.

О том, что «Алекс» не существует в реальности, знает только ограниченный круг людей из шести человек, включая меня. И если вдруг у кого-то из них однажды, совершенно случайно, развяжется язык, количество обрушившихся на него судебных исков, сроков и побочных издержек унаследуют даже его правнуки.

Раз уж начинать новую жизнь — то полностью с чистого листа.

— Дмитрий Викторович? — подношу телефон к уху, пока иду до машины. В трубке преувеличенно радостный голос Енина — моего «жучилу», знающего где, что и как предложить. — «Foundation» согласились со всеми условиями, хотят подписывать контракт.